— И он не делился даже с вами? — поддела я свою собеседницу, параллельно размышляя о том, как бы поаккуратнее задать интересующий меня вопрос, не растягивая разговор до своего шестнадцатилетия.

— Со мной? О, милая, у Лауриса не было от меня тайн, он прекрасно знал, что я не болтушка, если речь о действительно важных вещах! Даже сейчас, когда его больше нет! О, мой муж был великим человеком. Вы же, наверное, слышали о Рабрае Карейне? Это ученик Лауриса, представляете?!

— Невероятно! — пробормотала я. — Просто сногсшибательно, угу. Малье Сиора, я, собственно, хотела спросить вас о… эм… своём кузене.

— Малье Эймери? Жаль, Лаурис не познакомился с ним! — перейти на какую-то другую тему с темы обсуждения обожаемого мужа соседке было явно тяжело. — Такой образованный, такой воспитанный юноша! И такой эрудированный. Чем-то напомнил мне Лауриса в юности. Жаль, что у него проблемы со здоровьем, я думаю, его ждёт выдающаяся научная карьера!

— А где же вы познакомились? — от нетерпения я задала главный вопрос в лоб. — Мой… эм, кузен — такой замкнутый молодой человек…

— Замкнутость свойственна людям науки! — восторженно пропела соседка. — Вот мой Лаурис…

Я прикрыла глаза, чувствуя, что сейчас взорвусь, как тот самый котёл на огне, с наглухо закрытой крышкой. Поднесла к лицу чашку с остывшим чаем, глотнула, пытаясь игнорировать плавающие в нём размокшие крошки от пирожных.

— Ох, добрый вечер, дорогой! — тем временем светски и даже с некоторым кокетством произнесла малье. — Смотри-ка, кого я привела!

Я резко поставила чашку на стол, капельки выплеснулись на скатерть. Медленно, стараясь дышать под счёт, перевела взгляд за соседку. Там, как всегда в чёрном, ещё более высокий, тощий и острый, чем раньше, ухмыляясь, отвратительно и нагло, стоял мой "кузен" Эймери. Возможно, стоял давно.

А я сижу с мокрыми волосами и в старом дурацком платье выжившей из ума старушенции из прошлого века, с губами в крошках, да ещё и расспрашиваю о нём.

Кошмар.

Глава 9. Незабываемый день рождения

Если бы я не была тогда такой злой, такой немыслимо злой на всех и всё: эту дурацкую встречу, своё дурацкое платье и перепачканное в крошках от печенья лицо, на эту омерзительно хитрую улыбочку, которую снисходительно выдал тощий глист — за прошедший год он ещё подрос, чуть раздался в плечах, и мне так или иначе пришлось бы смотреть на него снизу вверх — я бы, наверное, вылетела бы из особняка Сиора перепуганной тальпой. Нет, ещё быстрее — пулей. Но злость придала мне сил и выдержки, я раздвинула губы в ответной улыбке, надеясь, что губы и дёсны не треснут от напряжения в результате мимического самонасилия:

— Безмерно рада видеть тебя в добром здравии, дорогой кузен!

— Рад видеть тебя, сестричка! — наглый глист оказался ещё и отличным актёром. — С днём рождения! Благодарю за беспокойство, всё хорошо! Молитвами малье Сиоры, моей доброй благодетельницы!

Подхалим и сволочь! Искорки в хитрых серых глазах. А я вспоминаю, как мучал он меня в прошлом году за ту шутку с горшком, и едва сдерживаюсь, чтобы не метнуть в него блюдце.

— Сестричка, как мило было с твоей стороны заглянуть к нам!

От этого обращения сводит зубы, и ведь глист явно делает это назло. До самой последней секунды я надеялась, что Аннет ошиблась. Не может мой папа, самый лучший, самый замечательный, благородный и прекрасный человек вот так притащить в дом незаконнорожденное отродье, сына своей любовницы. Эти слова — “папа”, "любовница", "незаконный" даже в одну строчку ставиться не хотят! Стальная Космея, за что этот позор нашей семье? Бедная моя мама! Якобы ради дочери — тоже мне, великая забота! — сплавил сыночка соседке, но стоит мне уехать, и мамочка опять будет вынуждена соседствовать с этим… Не исключено, что он и ей подсовывал червей в еду!

— Ты же знаешь, я предпочитаю просто обращение по имени! — шиплю я. — Что ж, малье Сиора, спасибо за чай, но меня ждут дома…

— Раз уж ты зашла, милая, передай родителям от меня давно обещанный лосьон от подагры! — оживилась жаба-соседка. — У меня целый короб прекрасных самодельных снадобий, есть слабительное и мягкое снотворное… Не доверяю я этим целителям, солнышко. Мало ли чему они там в своих лицеях да колледжах повыучивались, после смерти Лауриса магицина идёт под откос. Разве что новое поколение остановит её стремительное падение! — она кокетливо улыбнулась "кузену", а тот ухмыльнулся, вызывая острое желание запихать ему же в рот нечищенный корень имбиря. — Эймери тебя проводит, верно, дорогой? Знаю-знаю о твоей аллергии, дорогой мой мальчик, но в дом можно и не заходить, тем не менее, девочка не должна носить тяжести!

— Разумеется, малье Сиора! — патетически проговорил мерзкий глист. Честно говоря, я бы ему в плане тяжестей не доверяла: того и гляди переломится пополам. Последний жест "кузена" и вовсе убил — он вдруг склонился над пожилой дамой, довольной, как распластавшаяся на солнце ящерица, и поцеловал ей руку.

Меня чуть не стошнило.

К сожалению, попытки уговорить малье "не утруждать несчастного мальчика" ни к чему не привели — проще было голыми руками на пару метров передвинуть особняк Флорисов. Платье мое, надёжно упакованное в узел, ещё не высохло, расчёсывать волосы хозяйскими гребнями не хотелось, и на свет я вышла пугало пугалом: дурацкое платье, лохматые космы, букет слегка повядших лилий в руках. И верный оруженосец, тощий глист с саквояжем, полным самодельного слабительного и всяких средств от натоптышей за спиной. Мальёк Сиора явно перевернулся в гробу, да не один раз… Первые несколько минут мы шли молча, я прокручивала в голове фантазии о том, как оглушаю мерзавца и бутылёк за бутыльком вливаю в него всё, что насовала мне малье Сиора. Погрузившись в эти восхитительные фантазии, я не заметила, как Эймери нагнал меня и пошёл рядом, так, будто имеет на это право. Молчание тоже первым нарушил он.

— Не говори родителям, что встретила меня, ладно?

— Не твоё дело, что мне им говорить, понял?! — мигом вызверилась я, а он примирительно поднял саквояжик со снадобьями.

— Мне нравится этот дом, да и милейшая старушка ожила, теперь ей есть о ком заботиться, дети-то и внуки её совсем не навещают. А если ты расскажешь, меня, возможно, денут куда-нибудь ещё. Всё ради тебя, о твоём же покое заботятся мамочка с папочкой…

— Сколько тебе лет? — я остановилась и развернулась. Да, он действительно вытянулся и стал более… В общем, на глиста уже не очень-то походил. И даже,