— Знаю, знаю! Я обещал жениться на тебе, если ты выполнишь определённые условия, — усмехнулся Рикард, — и ты, конечно, их не выполнила. Но, видимо, это были совсем невыполнимые условия.

— Никаких ободранных коленей и ссадин, — Кэтриона вытерла ладонями щёки, на которые из-под ресниц сорвались две непрошеные слезинки, и улыбнулась. — И я не выгляжу, как леди.

— Ну… частично ты их выполнила. Ты выросла красивой и, как я помню, умеешь очень хорошо танцевать. Вряд ли я забуду ту самую кайдженгу! — рассмеялся Рикард.

— А ты клялся лимонами и крыжовником, что не обманешь меня…

— И видишь, я не обманул. И даже сохранил твоё ожерелье, как и обещал, — он дотронулся рукой до золотого солнца на цепочке. — Я договорился со святым отцом, что он проведёт обряд прямо здесь, в этом храме. У нас, конечно, нет свадебных нарядов и всего остального, но думаю, вот это заменит невесте диадему.

Он осторожно надел венок ей на голову и, притянув Кэтриону к себе, нежно поцеловал.

— Наверное, мы должны будем провести ещё и обряд по законам прайдов, но сейчас это вряд ли возможно, — добавил Рикард, обнимая Кэтриону, — но как только мы вернём печать, то найдём способ сделать и это.

У них не было колец, не было украшений, гостей и музыкантов. Но они были вместе, и в тишине храма где-то наверху, на балках, умиротворённо ворковали горлицы, да солнечные лучи, пройдя через витраж, рассыпались по полу яркими пятнами. А всё остальное было не главным.

Они снова обменялись половинками ожерелья: солнца и луна, и святой отец соединил их руки. И в тишине храма слова свадебной клятвы прозвучали с особенной торжественностью.

«…в горе и радости, я твой, а ты — моя…»

Уезжая, они снова остановились на холме, обернулись и ещё некоторое время молча смотрели на долину Арагоны. А затем тронули лошадей и так же молча двинулись по дороге в Рокну.

— С каждым разом ты всё искуснее в игре, — произнёс парифик Вильгельм, разглядывая доску для шатранджа, на которой Кэтриона только что разделалась с его ладьёй. — Это очень сложная комбинация, хм… Какой бы ход я ни сделал, потеряю одну из крайне значимых фигур и открою доступ к королю. Хм…

— У меня было время для практики, — улыбнулась Кэтриона.

— И, видимо, сильный противник.

— Более чем сильный.

— Шатрандж — игра королей, — парифик Вильгельм занёс руку над одной из фигур, но так и замер, продолжая задумчиво её разглядывать. — Ты должен понимать, кем готов пожертвовать и во имя какой цели. Должен уметь видеть то, что происходит за пределами твоего круга. И уметь просчитывать ходы…

Он, наконец, подвинул фигуру, и Кэтриона, не раздумывая, тут же сделала встречный ход.

— Ты прав, — ответила она, убирая с доски его коня. — Нужно уметь просчитывать ходы, и у тебя их осталось не так уж и много.

— Хм… Надо же… Ты загнала меня в угол, — парифик посмотрел на Кэтриону с некоторой долей растерянности, — и когда ты успела так повысить своё мастерство?

— У меня было время на размышления о стратегии, — ответила она, откидываясь на спинку кресла и скрестив руки. — И кстати, у тебя сейчас всего два пути: потерять три фигуры и проиграть. Или потерять одну фигуру и проиграть. Как поступил бы настоящий король?

— Король, я думаю, предпочёл бы потерять всех, но спастись.

— Это смотря какой король, — усмехнулась Кэтриона.

В университете в этот час было тихо. День клонился к вечеру, и слушатели уже давно покинули лектории. Косые лучи солнца пронизывали окна и золотили огромную карту Коринтии, висящую на стене напротив. Кэтриона давно здесь не была, и за это время парифик Вильгельм успел обзавестись собственным кабинетом. Правда, как и его прежняя каморка в мансарде, он был так же завален картами небесной сферы, минералами, гипсовыми слепками, костями животных, собранными для демонстрации слушателям, и свитками. Свитков здесь было большинство, и, кивнув на стол, заляпанный чернильными пятнами, Кэтриона спросила:

— Над чем работаешь?

— Ах, это, — парифик махнул рукой, — заканчиваю вторую часть книги о гибели дома Азалидов. Мой большой труд о роковых звёздах. В этой части я исследую, какие звёзды предопределили судьбу князя и связали его с тёмными силами. Но, признаться, в данный момент я в тупике. Не могу найти некоторые связи, звёзды явно не указывают на колдовство…

Кэтриона некоторое время молчала, а потом произнесла задумчиво:

— Если есть звёзды, отвечающие за подлых гадюк, в смысле, двуличных друзей и человеческую алчность, то именно среди них ты должен искать свои ответы. А вовсе не среди звёзд, указывающих на колдовство. Вряд ли ты их найдёшь.

Парифик исподлобья взглянул на Кэтриону и, сделав ход, произнёс негромко:

— Почему-то мне кажется, ты кое-что знаешь об этом. Да?

— Я знаю об этом всё, — снова усмехнулась Кэтриона, — только, боюсь, тебе нельзя будет этого написать в своём исследовании. Так что, если не хочешь получить лженаучный труд, оставь Азалидов в покое. Там не было никакого колдовства, а об остальном лучше молчать, иначе лишишься головы.

Кэтриона сделала ход и, перевернув руку ладонью вверх, резюмировала:

— Шах и мат.

Парифик растерянно посмотрел на доску, потом на свитки, разложенные на столе, и тоже откинулся на спинку кресла.

— Ты хочешь сказать, я не знаю всех деталей истории с Азалидами?

— Я хочу сказать, что ты вообще ничего не знаешь из этой истории, кроме того, что не является правдой. Но, может быть, когда-нибудь… если это станет возможным… я расскажу тебе всё, и ты напишешь поистине потрясающий труд. Обещаю, — Кэтриона встала и, махнув рукой в сторону двери, добавила: — Ну, так что? Все разошлись. Мы можем, наконец, наведаться в Хранилище?

Парифик поднялся и принялся суетливо искать связку ключей. Он был явно ошарашен всеми событиями этого дня. Тем, что Кэтриона выиграла у него партию, тем, что сегодня она явилась как замужняя женщина, и теперь их романтическим встречам в башне астролога пришёл конец. А ещё тайнами, о которых она знала, и тем, что его исследование, возможно, не имеет никакой ценности. Это без труда читалось на его лице, было заметно по суетливости движений и тому, как долго он не мог подобрать ключ и вставить его в замочную скважину. И, чтобы подсластить пилюлю, Кэтриона добавила:

— Но у меня есть ещё кое-что. Я не могу рассказать об этом прямо сейчас, но это будет совершенно потрясающее исследование, которое сразу же сделает тебя если не магистром, то уж точно старшим парификом. И обещаю никому, кроме тебя, о нём не рассказывать.

— И чего оно касается? — осторожно спросил Вильгельм.

— Что ты знаешь о лаарском Звере?