Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тогда почему она вышла замуж за твоего отца?
Она задала этот вопрос таким тоном, словно войти в его семью было хуже смерти. Это был уже не легкий укол, а мощный рассчитанный удар по его фамильной чести.
– Многие женщины были бы счастливы получить предложение от моего отца, – огрызнулся Макс.
– Но она ведь знала о графине, когда выходила замуж? – недовольно скривившись, спросила Джиллиан.
При этих ее словах Макс нахмурился. Конечно, они говорили об этом и раньше, и все же ему было неприятно упоминание о любовной интрижке отца, которая многие годы отравляла ему жизнь.
– Знала. И что?
– Не представляю, как можно выйти замуж за мужчину, у которого роман с другой.
– Ну, тебе-то незачем переживать по этому поводу.
Макс был твердо уверен, что не повторит ошибок отца. Романтическая страсть приносит лишь боль, отвлекая от того, что действительно важно, и мешая исполнять свой долг.
– Однажды ты можешь влюбиться в другую, – неуверенно предположила Джиллиан.
Слава богу, она, кажется, понимает, насколько это маловероятно!
– Если бы я в кого и влюбился, то в тебя.
Уж это-то она осознает, Макс был в этом уверен.
И тут его ждал удар. Как оказалось, одни и те же слова они слышали и воспринимали совершенно по-разному!
– Неужели ты не понимаешь, что твои рассуждения разрывают мне сердце? – тихо покачала головой Джиллиан.
Нет, он этого не понимал. Он-то думал, что ей будет приятно об этом услышать!
– Ты бы предпочла, чтобы я лгал тебе?
– Я бы предпочла, чтобы ты любил меня.
Он хотел отвернуться, чтобы не видеть боли, отражавшейся в ее глазах. Но нет: у него хватит сил, чтобы принять последствия собственных слов.
– Мне очень жаль.
– Эти же слова ты сказал, когда уходил десять недель назад.
– Я был искренен.
Не монстр же он в самом деле!
Нахмурившись, Джиллиан вернулась к ужину. Посыпая цыпленка свежим пармезаном, она старалась не смотреть на Макса.
– Боюсь, мы не сможем обойтись без скандала, – проговорила она.
– Если только небольшого. Но если грамотно его разрулить, он не повредит моей стране. У меня отличные специалисты по связям с общественностью.
Разумеется, пресса будет неистовствовать. Его свадьба станет для журналистов горячей новостью, но его пиарщики будут наготове: шум утихнет очень быстро, оставив лишь положительные эмоции. Если только новость об их разрыве не просочится в прессу раньше, чем информация о свадьбе и будущем ребенке.
– Этим занимается Демьян?
Макс не понял вопроса:
– Ты же знаешь, он – исполнительный директор компании «Юркович-Таннер».
– Я имею в виду, он настоящий Макиавелли. Заниматься пиаром – как раз для него.
– Я скажу ему, что ты так считаешь.
– Скажи. И еще скажи, что нехорошо нанимать хакеров, чтобы копаться в чужих медицинских картах.
– Об этом лучше скажи ему сама.
Сам Макс был очень благодарен кузену за предусмотрительность.
– Скажу, разумеется. Может, сотрудники вашей фирмы его и боятся, но я – нет.
– Его многие боятся, это так.
О Максе говорили то же самое, хоть он и был прирожденным дипломатом. А Демьяну было значительно проще – его не смущали вопросы политической необходимости.
– Он страшный человек.
– Тебе нечего его бояться.
Они как-то уже обсуждали эту тему. Тогда Джиллиан закончила разговор, заявив, что под защитой Макса ей нечего бояться его кузена, сколь бы страшным человеком тот ни был.
Голубые глаза Джиллиан сверкнули. Она явно не забыла тот разговор, хоть и не была настроена и дальше поддерживать тему. Сжав губы, она подхватила тарелки и понесла их в гостиную. Макс, открыв холодильник, обнаружил там молоко и вишневый лимонад. Взяв пакет с лимонадом, он двинулся вслед за Джиллиан. Увидев у него в руках пакет с лимонадом, она нахмурилась, но он ясно видел, что на самом деле она рада этому знаку внимания.
– Твой любимый.
– В последнее время я с ума по нему схожу.
– Значит, твоему организму не хватает витаминов А и С.
– Да, доктор Макс.
– Я читал, что, если беременной чего-то очень хочется, значит, скорее всего, это нужно ребенку либо он уже подчистил в мамином организме все запасы.
– Я тоже об этом читала.
– Значит, ты все-таки читаешь о беременности?
– Да. – Джиллиан не стала этого отрицать: в конце концов, второй триместр приближался. Что ж, хорошо.
– Насколько я смог выяснить, шансы на выкидыш у тебя скорее процентов десять, чем двадцать.
Правда, не все соглашались с этим, и некоторые врачи продолжали настаивать на цифре 20 – по крайней мере, до двенадцати недель беременности. Шансы на неблагоприятный исход увеличивал стресс, который Джиллиан испытывала из-за того, что отец ее ребенка не был ее мужем и был к тому же принцем. Макс понимал это. Но изменить своего положения он не мог. Что же касается второй проблемы, он не понимал, как с ней справиться, если она отказывается даже говорить о свадьбе до волшебной отметки в двенадцать недель.
– Думаешь, один к десяти – это хорошие шансы? – Она с любопытством взглянула на него.
– Думаю, да.
Она не стала спорить. Его это обрадовало: он не хотел, чтобы она мучила себя неприятными мыслями. Ведь мысль – сильное оружие.
Несколько минут они ели молча, затем Джиллиан вновь повернулась к нему:
– Спасибо тебе за ужин. Очень вкусно.
Макс не стал напоминать, что она уже поблагодарила его, понимая, что это – попытка примирения.
– Да, вкусно. Не стоит меня благодарить: заботиться о тебе – моя обязанность. Спасибо, что позволила мне остаться.
– Только на ужин. Мы больше не пара, Макс.
– То, что у тебя в матке растет ребенок, свидетельствует об обратном.
– Ты упрямец.
– А сама-то!
Джиллиан хихикнула, и Макс улыбнулся в ответ.
– Бабушка всегда называла меня хитрюгой. Все считают меня беззаботной, потому что я никогда не спорю из-за того, что считаю не имеющим значения.
Теперь он лучше понимал ее. Лишь сейчас он осознал, что в действительно важных вопросах она может быть твердой как скала.
– Значит, если что-то важно для тебя, ты будешь биться до последнего?
– В общем, да.
А ведь когда он сказал, что между ними все кончено, она не пыталась бороться за него. За то, чтобы остаться с ним. Она говорила о любви – но отпустила его, даже не попытавшись удержать. От этой мысли он почувствовал боль в груди. Странно: от еды из этого ресторана у него никогда раньше не горело в груди.