Значит, она все-таки, думал Бертран, перечитывая письмо, еще не успокоилась. Возможно, что и на ферме, в этой тишине и красоте, она все равно продолжала анализировать все то, что происходило с ней в последнее время, начиная с нападения на сестру.

«Что ж, Полин, поступай, как считаешь нужным. Только непременно сообщи мне координаты этих «Лимонов». Я часто бываю в Париже, даст бог, свидимся. Однако мое предложение тебе относительно работы у меня секретарем остается в силе».

Он очень надеялся, что она как-нибудь отреагирует на это предложение, но Полина снова надолго замолчала.

Париж, 2009 г.

Так случилось, что, когда я впервые перешагнула порог дома семьи Lemoine, Нины, моей будущей хозяйки, дома не было. Она с острым приступом аппендицита попала в больницу и в то время приходила в себя после операции. Арман лично заехал за мной на ферму, забрал меня с моим скромным багажом и повез в Париж.

«Лимоны» занимали правое крыло двухэтажного дома с небольшим садиком, окруженного высоким каменным забором. Автоматические ворота открылись и впустили нас, машина плавно притормозила возле парадного крыльца. Дверь нам открыла миловидная веснушчатая девушка, Соланж, Арман нас познакомил и попросил ее показать мне мою комнату и маленького трехлетнего Патрика.

Мне показали дом, и я, в недавнем прошлом домработница (господи, и кем только мне, профессиональной переводчице, не пришлось работать?!), оценила масштабы работы бедной Соланж. Шесть комнат, плюс кухня, две большие ванные комнаты, холлы, терраса, лестница… Все было вычищено, отполировано до блеска, чувствовалось, что девушка получает свои деньги не за красивые глаза. К тому же, насколько я поняла Армана, она еще и готовила. Понятное дело, что в основном ей приходилось готовить завтраки для семейства, потому что ужинали супруги, как я потом выяснила, в ресторанах, на обед перехватывали какие-нибудь легкие закуски. Для маленького Патрика варила кашу бывшая няня, от которой в комнате, где мне предстояло жить, осталась лишь заколка для волос да французско-русский разговорник.

Семья придерживалась классического вкуса во всем, начиная с убранства комнат и заканчивая большими мраморными вазами с цветами на ступенях дома. Чувствовалось, что им чужд современный холодноватый геометрический стиль, что они предпочитают во всем тепло и уют, мягкость линий, дорогую стилизованную мебель с тяжеловесными шкафами и буфетами, широкими кроватями и вышитыми подушками, старинными каминами, шерстяными коврами и кружевными занавесками. Дом может многое рассказать о хозяевах, вот и о «Лимонах» я сразу поняла все: богатые, но не выпячивающие свое богатство глубоко семейные люди.

Сказать, что я когда-нибудь мечтала работать няней в богатом доме, я не могла. По-хорошему, мне надо было бы отказаться от этой работы в пользу предложения Бертрана, попробовать поработать у него секретарем. Но для меня в тот момент это приравнивалось к признанию в любви к этому удивительному мужчине, к моему перманентному спасителю, этакому Робину Гуду. Вот так. Я не представляла себе, как буду работать с мужчиной, который мне нравится. Если мне не удастся скрыть выражение своего лица, выдающее меня с головой, мои чувства к нему, то он может в душе лишь удивиться. К тому же кто знает, какие обязанности я должна была бы выполнять. А вдруг я не справилась бы, и Бертран посмеялся бы надо мной или просто выказал свое недовольство. Я бы расстроилась, стала бы переживать, а мне это надо? Еще я боялась, что у Бертрана уже есть девушка (возлюбленная или жена), и мне меньше всего хотелось бы наблюдать развитие их отношений. Отвечать на звонки этой счастливой особы и целые дни и ночи напролет представлять себе, как они там, вдвоем…

Работая же няней в более-менее спокойной обстановке и получая приличную зарплату, я могла бы себе позволить изучить Париж, обойти музеи и театры, освоиться в этом волшебном городе. К тому же в Париже у меня было больше шансов встретиться с Бертраном, который приезжал сюда по своим делам. Но главное, ту встречу с моим работодателем, Арманом, в кафе, когда он предложил мне работу, я восприняла для себя как судьбоносную. Согласитесь, что не каждую русскую девушку, распивающую кофе в Париже, приглашают работать в хороший дом с хорошим жалованьем. Это не Москва, не Россия, где ты чувствуешь себя намного увереннее даже в том случае, если тебе мало платят или вообще могут выбросить на улицу. Встанешь, отряхнешься и пойдешь искать работу в другом месте. Ты все равно чувствуешь себя на своей земле более защищенной. В России тебя окружают друзья, знакомые… Хотя и это все тоже относительно. Особенно в моем случае. Вот жили мы с Ксюхой в Москве, и что? Окружили себя преданными и бескорыстными друзьями? Ничего подобного. Больше того, когда уехали в Грецию и с нами стали приключаться разного рода неприятности, мне меньше всего хотелось написать кому-нибудь из своих московских подружек, я словно чувствовала, что ничего, кроме презрения, от них не дождешься. Поэтому я обратилась за помощью к почти незнакомому мне Бертрану, хотя с какими-то своими знакомыми я так и продолжала общаться.

Общение. Конечно, тут я полностью полагалась на Интернет с его потрясающими возможностями. И я в свободные от работы вечера переписывалась, безусловно, не только с Бертраном. В скайпе время от времени всплывали «оранжевые» значки желающих пообщаться со мной. Это были и бывшие подруги по переводческому бюро, и какие-то общие наши с Ксенией знакомые женщины, и мужчины, которых я не знала, но которые упорно атаковали меня с сайтов знакомств, где я (проклятое любопытство!) была зарегистрирована… От нечего делать я отвечала на их письма, благодарила за комплименты (все почему-то западали в первую очередь на мой довольно-таки удачный портрет в Интернете), подавала слабые надежды на встречу… Бывали, конечно, и мерзкие письма от сексуально озабоченных особей мужского пола, которые предлагали мне «светлую и чистую любовь»… Словом, я проходила определенные этапы людского общения, с которыми сталкиваются одинокие и, в общем-то, никому не нужные девушки типа меня, пока не выяснила для себя главное – сильные чувства я испытываю лишь в одном случае – когда получаю письма от Бертрана. Вот просто сердце колотится, и так хорошо становится на душе, словно тебе ответил близкий, родной человек. (Однако, надо признаться, к своему стыду, по инерции, что ли, я до сих пор отвечаю на разного рода сообщения, письма, и все это тоже, как ни странно, составляет часть моей жизни.)

Возможно, мне показалось, что Соланж обрадовалась моему появлению в доме. Но вела она себя со мной как изголодавшийся по общению человек. Беспрестанно говорила что-то, объясняла, показывала, то и дело заливаясь хохотом. Пухленькая, рыжая, веснушчатая, энергичная, опрятная, вежливая, умненькая, она сразу и точно дала характеристики своих хозяев.

– Арман, конечно, занятой и весьма серьезный господин, но вполне демократичный, понимающий, с ним легко и просто, – тараторила она, помогая раскладывать мои вещи по полкам. – А Нина… Томная такая дама, изнеженная, не приспособленная к жизни, неуверенная в себе и не совсем умная… Конечно, не очень-то хорошо так говорить о своих хозяевах, которые кормят тебя, но это – чистая правда. Зато она – настоящая красавица, и Арман в ней души не чает. Он ужасно благодарен ей за то, что она родила ему сына, о котором он всю жизнь мечтал. У Армана это уже второй брак, первый оказался неудачным, бездетным. Он был женат на актрисе, причем бездарной и никому не известной… Нина очень любит своего сынишку, но как-то очень странно выражает свою любовь. Очень сдержанная в чувствах, настороженная. Думаю, она чувствует свою ответственность за малыша и сильно переживает. Но ты сама все это поймешь, когда поживешь тут с недельку-другую. Прежняя няня была хорошей, милой девушкой, но ни слова не понимала по-русски. Они искали русскую няню, даже давали объявление в газеты, знаю, что Арман привлекал к решению этой проблемы свои русские связи, но ничего-то у них не вышло. Это просто чудо какое-то, что Арман нашел тебя…