До своей комнаты на третьем этаже общежития добираюсь без приключений. Как учила Гейл Мандрейдж, моя соседка проклятийница, проверяю дверь на предмет всяких нехороших вещей. Обнаруживаю что-то новенькое. Судя по магическому фону — проклятье предназначено для любого, кто захочет эту самую дверь испортить. Например, написать гадость или облить чем-нибудь мерзким. Рискнувшего покуситься на святое ожидает какое-нибудь онемение рук или мгновенная тошнота. Или что-нибудь еще, на что хватит изощренной фантазии Гейл.

Хотя нет. Тошнота вряд ли. Опытным путем давно определили, что под дверью нам такое больше не надо. С теплом подумав о своей соседке, улыбаюсь и захожу в наш блок. Время раннее, многие отсыпались после субботних тусовок, и Гейл не исключение, так что стараюсь не шуметь. В случае с проклятийниками спонтанное пожелание чего-то недоброго чревато последствиями. Потом снимать замучаешься.

Пока я мнусь в маленькой общей гостиной и решаю, стоит ли прямо сейчас сбегать на завтрак или не рисковать, из своей комнаты появляется заспанная проклятийница. Ее заспанность выражается в легком беспорядке идеально прямых черных волос, естественном цвете губ и отсутствии очков. Если бы не халат, в который Гейл кутается, кто-то другой и не понял бы, что она только что встала с постели.

Очки Гейл носит не из-за плохого зрения. Магкоррекция хоть и стоила дорого, но зато действует стопроцентно. В случае с Мандрейдж — это особый артефакт. С одной стороны он усиливал ее чувствительность к проклятиям, позволяя лучше видеть плетения, а с другой — защищает окружающих от дурного глаза самой Гейл. Так всем спокойнее жить. А все дело в том, что Гейл — сильнейшая среди выпускников своего факультета, и ей прочат большое будущее при дворе.

— Привет! — здоровается она чуть хриплым ото сна голосом. — Уже вернулась?

Уходя вчера, я сказала, что поеду домой. Да, наполовину вранье. Но не сообщать же каждому встречному, что я стащила Алый Гримуар и собираюсь проникнуть в особняк Андери, чтобы провести ритуал высшего порядка.

К тому же тетушку Марджери я действительно навестила. Нужно же было незаметно умыкнуть артефакт абсолютного подчинения. Старый галстук, который я подменила на очень похожий внешне — ученический, на моих глазах впитался в шею призванного демона, а сам он куда-то испарился. Надеюсь, тетя Марджери не сразу заметит подмену…

— Угу, — с запозданием киваю соседке. — С добрым!

Гейл подозрительно на меня смотрит. Упадочное настроение не остается незамеченным. Проклятийница останавливается рядом. Щурясь, несколько мгновений пристально смотрит. Как обычно в этот момент в животе все сжимается от томительного ожидания вердикта?

— Ну что?

— Обычная невезуха, никаких проклятий — выпрямляется Гейл. — Но, если хочешь, могу что-нибудь сделать.

Яростно мотаю головой, и Гейл, зевая и шаркая домашними шлепанцами, направляется в нашу общую ванную. Выходит минут через пятнадцать в своем традиционном обличии. Обтягивающее идеальную фигуру темное платье, бледная кожа лица, на которой ярким пятном выделяются напомаженные губы и бессменные очки, придающие проклятийнице стервозный вид.

— Высушишь мне волосы? — просит она. — У тебя лучше получается.

Киваю и черчу рукой малый круг призыва. Явившиеся на мой зов низшие воздушники мгновенно приводят прическу Гейл в порядок.

— Спасибо.

Соседка стоит у двери, пристально глядя на меня.

— Что?

— Посиди-ка ты лучше до вечера в комнате, Ирис. Я вчера кой-чего услышала… В общем, я сама принесу тебе завтрак. Ты же не завтракала, так?

Она не столько спрашивает, сколько утверждает. А когда Гейл говорит таким тоном, стоит ее слушаться.

— Все настолько плохо? О… — догадываюсь я. — Они решили устроить мне неявку?!

Мандрейдж молча кивает и выходит. Да, многословной мою соседку не назовешь, но и я не душа компании. Наверное, поэтому Хрюстон определил нас жить вместе. Нам не всегда нужны слова, чтобы понимать друг друга.

Оставшись в одиночестве, мечусь по заставленной старой мебелью и книжными шкафами тесной гостиной. Неявка! Вот значит как! Тот, кто не является на дуэль в назначенное время — признается проигравшим.

— Ах ты, Руфус! Ах ты, анус перепуганный! Очень по-честному, ничего не скажешь!

Ударившись бедром об угол стола и любимым мизинчиком о ножку дивана, застав себя успокоиться. А то так самостоятельно покалечусь на радость Маклюсу и его шатии.

Чтобы не терять время зря иду в душ. Стоя под упругими струями воды думаю. Мысли невольно возвращаются к событиям прошлой ночи.

Куда он все-таки подевался демон? И почему не убил меня, ведь именно это и стараются сделать все призванные, но не подчиненные темные существа? Собственно, потому и темные, что несут разрушительную энергию.

Ладно. Сейчас важнее придумать, как мне добраться до арены незамеченной и желательно невредимой. Уверена, караулить будут на каждом углу. Маклюс может даже пожертвовать кем-то или с теткой договорится, чтобы строго не наказывала того, кто помешает мне прийти вовремя. Судя по тому, как Войси-Лауди меня «любит» в последнее время, она не то что не накажет. Напротив, наградит смертничка.

В который уже раз задавшись вопросом, чем так насолила новой ректорше, я выхожу из душа и натираюсь любимым средством для кожи, продолжая думать о дуэли. Перовое, что приходит на ум — артефакты. Всякие, какие найдутся. Надо провести ревизию имеющихся и раздобыть недостающие.

Артефакты — это хорошо. Артефактов много не бывает.

А еще нужно поесть. Хорошо, что проклятийнице можно доверять. Она Руфуса давно знает и тоже терпеть не может, так что Гейл Мандрейдж неподкупна. А навредить дочери Фиолетового Луча не рискнет даже внук Алого, если не хочет, чтобы у всей его родни какая-нибудь потрясуха случилась или срамная болезнь поколений так на семь.

С этими мыслями выхожу из ванной, накручивая полотенце на волосы, как вдруг слышу какую-то возню за дверью. Тихий шорох. Вскрик и приглушенные ругательства.

Подхожу ближе, и в этот миг раздается глухой удар, от которого подпрыгиваю на месте. Кто-то что есть духу пнул в дверь ногой?

Снаружи доносится новая порция ругательств. Более внятных и намного более непристойных. И моя душа сразу успокаивается.

— И чем это ты здесь занимаешься? — спрашиваю, резко распахивая дверь.

Посреди коридора, ругаясь и пытаясь обрести равновесие, прыгает на одной ноге рыжеволосый конопатый Жак Даманн — ведун-артефактор с параллельного потока. Обе его руки и одна нога выглядят жутковато — болтаются и растягиваются, словно фруктовое желе. Как будто там ни одной твердой кости не осталось!

Парень никак не может обрести равновесие и бестолково машет размягченными конечностям, ругаясь под нос. Тщетно пытаясь наступить на резиновую ногу, он пошатывается, нелепо взмахнув растянувшимися вдвое руками, которые я инстинктивно хватаю за запястья и тяну на себя, помогая устоять.