Несмотря на характерные для древности превратности судьбы, античная Спарта дала носителям английского языка три слова: «илот», используемое в качестве родового наименования представителей низшей или подчиненной группы людей или народа; «лаконичный» (см. выше); и, разумеется, «спартанский» – аскетичный, скромный, строгий, склонный к самоотрицанию. Однако любого, кто посетил бы Спарту в VII в. до н.э. и увидел изобилие товара, обычно производившегося греками, потреблявшегося местным населением и экспортировавшегося – в особенности изящно украшенные сосуды из обожженной глины, превосходно сработанные бронзовые вазы (такие, как кратер из Викса, см. пятую главу) и статуэтки, – поразили бы те социально-экономические изменения, которые потребовались Спарте для того, чтобы она стала «спартанской», в каковую она, несомненно, и превратилась самое позднее к концу IV в. до н.э.

Наиболее вероятное объяснение укладывается в одно слово – илоты. Ценой за выживание спартанцев за счет эксплуатации рабочей силы илотов стало то, что им пришлось превратить свой полис в подобие военного лагеря, однако выигрыш оказался весьма солидным. С середины VII до начала IV в. до н.э. Спарта, несомненно, была сильнейшим в военном отношении государством греческого мира. И по крайней мере в 480–479 гг. до н.э. благодаря усилиям Спарты определился ход будущей греческой и вообще западной истории, причем так, что в этом не было ничего эгоистического и предосудительного. Хотя сама она оставалась во многом весьма архаическим полисом, именно благодаря ей оказался обеспечен расцвет классической Греции.

«Ночь выдалась темная и дождливая…» Так начинается роман писате ля Викторианской эпохи Эдуарда Бульвер-Литтона (автора бестселлера «Последние дни Помпеи»), и современным авторам ежегодно выдается премия его имени за наиболее зловещее начало художественного произведения. Однако в наследии Бульвер-Литтона есть и нечто совершенно иное, на что всерьез обратили внимание лишь совсем недавно. Он стал одним из первых, если не самым первым, кто восславил древние Афины как предшественника в деле демократии, ее основателя. До того времени западная традиция политической мысли и идеологии отличалась крайним антидемократизмом и соответственно была проспартанской. Однако расцвет новой, современной представительной демократии – прежде всего в Соединенных Штатах и Великобритании, возникновение нового греческого государства и рост авторитета Древней Греции во всей Европе как предполагаемого политического предшественника и образца для подражания в XIX столетии подразумевали более положительное отношение к афинской демократии – которая, будучи демократией прямой, резко отличалась от европейской. Возросший с 1830-х гг. авторитет Афин сохраняется и по сей день, чему способствует ассоциация Спарты с авторитарным или тоталитарным режимом. Восхищение Афинами усилилось и благодаря тому, что Платон называл их «средоточием эллинской мудрости», а Перикл у Фукидида восхвалял их как «школу для всей Эллады» [36]и считал, что они положили начало невиданному расцвету культуры, основывавшейся на принципах свободы и демократии (не для всех, конечно).

Не только классические Афины, удачно расположенные в 8 километрах от берега моря, превратились в крупнейший город греческого мира до того, как была основана и отстроена Александрия Египетская, но целый городской комплекс. В самом деле можно сказать, что слово «Афины» являет собой неоправданное упрощение, поскольку при этом под именем одного подразумеваются три города. Первый – Афины как политическое целое, полис как таковой, городской центр вместе с окружающей его хорой, или сельской территорией, известной под названием «Аттика» (дословно «земля афинян»), занимавшая приблизительно 2400 квадратных километров (1000 квадратных миль) – третье место во всем греческом мире после Спарты и Сиракуз – и входившая в первую десятку полисов, имевших территорию более 500 квадратных километров (а всего таких полисов насчитывалось примерно 100). («Нормальный» полис занимал территорию менее 100 квадратных километров.) Если посмотреть на дело с другой стороны, то это политическое целое развилось с 500 г. до н.э. из не менее чем 139 демов, или «деревень», из которых, однако, лишь немногие находились в собственно сельской, а не городской местности. Второй – афинский Акрополь, или верхний город, располагавшийся в рамках более масштабного организма, который иногда называли просто полисом, в знак его символического центрального положения. Возможно, в микенские времена здесь стоял дворец, и уже в VI в. до н.э. тут, вероятно, находилась резиденция семейства «тиранов», или диктаторов, известных под именем Писистратидов, или Писистрата и его потомков. Однако самое позднее к 500 г. до н.э. здесь было сугубо религиозное пространство, даже если отношение афинян к религии настолько отличалось от нашего, что они считали вполне нормальным разместить в храме, а именно в Парфеноне, главное казнохранилище полиса, своего рода центральный банк. У его подножия находилась составлявшая единый комплекс с Акрополем агора, дословно место собраний граждан, коммерческое и политическое сердце Афин; а недалеко от него, в пределах видимости, находился холм Пникс, где проводило заседания народное собрание (экклесия) в послетиранический демократический период. Третий – афинский полис (политическое целое) был единственным греческим городом, который породил своего двойника, второй город в урбанистическом смысле, а именно город-порт Пирей; он разросся настолько и в таком месте (это произошло в V в. до н.э.), что призвали Гипподама из Милета, дабы попытаться упорядочить и структурировать его рост, разделив Пирей на пересекающиеся под прямым углом улицы с общественными площадями.

Только поэтому Афины, несомненно, заслуживают втрое больше места в книге, чем какой-либо иной греческий город. Однако по другим причинам внешнего и внутреннего характера Афины также породили во много раз больше данных, как археологического и культурно-исторического характера, так и письменных, нежели любой другой город. Как удачно выразился один из персонажей цицероновских диалогов, «в этом городе… куда ни ступи, всюду натолкнешься на какое-нибудь историческое место» [37]. Отличным примером того, как много еще хранит их земля, мы получили в 2002 г., когда во время раскопок была обнаружена мраморная плита с именами 80 афинских граждан, погибших во время так называемой Сицилийской экспедиции (о ней см. ниже). Плита, первоначально представлявшая собой кенотаф, выставленный на главном общественном кладбище города эпохи классики в Керамике (квартал гончаров), превратилась в позднеримский период (IV– V вв. н.э.) в часть оборонительной стены и была раскопана под зданием неоклассического стиля XIX в. в ходе работ по подготовке выставки коллекции мусульманского искусства в музее Бенаки (по имени грека Бенаки из Александрии в Египте).