Прайд поджимает губы, демонстрируя свое недовольство, однако, уже через секунду на его лице царит прежнее выражение безмятежности.

— Через два часа приедет стилист, мисс Соулман. Я дам вам знать.

Бросив пакеты на полу своей временной спальни, я скидываю с ног кроссовки и валюсь на кровать. Мои мысли вновь возвращаются к Артуру: к тому, что такого они могли не поделить с Кейном; как вышло, что лучшие друзья стали врагами, и что стало причиной тому, что Кейн избил своего отца. Игнорируя агрессивное урчание в желудке, обнимаю подушку и постепенно проваливаюсь в сон.

Когда я открываю глаза, первое, что нащупывает мой взгляд — это тарелка с сэндвичем, стоящая на прикроватной тумбе. Во рту стремительно собирается слюна, и я, не долго думая, хватаю его и начинаю жадно его есть. С индейкой и салатом, как я люблю. Расправившись с ним меньше, чем за пару минут, стряхиваю с себя крошки и иду в душ. Чтобы не происходило, я не могу позволить себе выйти в свет с несвежей головой.

Когда я выхожу из ванной, завернутая халат и махровым тюрбаном на голове, раздается стук. Еще до того, как я открываю дверь, знаю, что обнаружу на пороге Прайда. Я научилась вычислять его по настойчивой деликатности.

— Прибыл стилист с помощниками, мисс Соулман. Сказать, чтобы они поднимались к вам?

— Как будет угодно, — пожимаю плечами, демонстрируя равнодушие. Пусть не думает, что меня будоражит или забавляет предстоящее мероприятие.

Через минуту в спальне появляется субтильный мужчина с модной гелевой прической, в узких брюках и кричащей дизайнерской толстовке, в сопровождении двух помощниц.

— Да у нас тут красавица! — восклицает с порога, и в его голосе угадываются типичные для представителей его профессии жеманные нотки. — С такими данными работать будет одно удовольствие. Я Ченнинг, а это Сара и Офелия.

По очереди киваю посетителям в знак вежливости и негромко представляюсь:

— Эрика.

— Перед тем как мы приступим, покажи свое платье, Эрика. — воодушевленно щебечет Ченнинг. — Нужно решить, на чем сделать акцент.

Я не без некоторого смущения извлекаю из пакета свой революционный выбор и вижу, как лицо стилиста вытягивается в глубоком разочаровании.

— Милая, мне придется подчеркнуть и глаза и губы, чтобы отвлечь внимание от этой скукоты. Я бы распял того байера, который помог тебе это выбрать. Я на похоронах своей бабушки наряднее был одет.

— У меня красивые сумка и босоножки. — бормочу, еще больше смущенная его тирадой.

— Ладно, красавица. — картинно вздыхает мужчина. — Сделаем так, чтобы от твое лицо затмило это черное уныние.

На протяжении двух часов я оказываюсь обездвиженной в кресле, пока Ченнинг колдует над моими волосами и лицом, а его молчаливые феи занимаются ногтями. Вообще, я тщательно слежу за своим маникюром и педикюром, но по высоким стандартам Кейна Колдфилда этого, очевидно, не достаточно.

— Мы закончили, — скромно заключает Ченнинг и, немного отступив назад, оглядывает меня с видом Бога, извлекшим ребро Адама. С неприкрытой гордостью.

— Теперь можешь идти хоть в халате, красавица. Ты всех затмишь.

Когда Ченнинг с помощницами уходят, я поворачиваюсь к зеркалу, чтобы оценить результаты его работы. В отражении на меня смотрит знойная брюнетка, совсем не напоминающая настоящую меня: раскосые глаза, подчеркнутые темными тенями и длинной стрелкой подводки, скулы, рельеф которых оттенен бронзовым сиянием, и глянцевые губы, выглядящие гораздо объемнее, чем обычно. К счастью, Ченнинг не стал проявлять излишнюю изобретательность в создании прически, оставив волосы распущенными и придав им пышности у корней. И пусть я не преследую цели выглядеть хорошо для Кейна, все же не могу не признать, что мой образ мне очень нравится.

Звук открывшейся двери заставляет меня вздрогнуть от неожиданности. Разумеется, лишь один человек мог войти в чужую спальню без стука. Кейн. Застываю рядом зеркалом и машинально стягиваю ткань халата на груди, пока наблюдаю, как он твердым шагом проходит внутрь спальни и, остановившись рядом с кроватью, бегло осматривает разложенное на нем платье. В очередной раз его присутствие действует на меня отравляюще: во рту становится сухо, а пульс учащается. Возможно, от пробирающей прямоты его взгляда, выворачивающего внутренности наизнанку, а возможно, потому что в белой рубашке и угольно черном смокинге он выглядит чересчур безупречно.

— Кажется, у нас был разговор по поводу голодовки и твоих демонстрационных забастовок. — негромко произносит Кейн, пристально изучая глазами мое лицо. — Завтрак, обед и ужин подаются на кухне. Именно там ты будешь есть. Никаких доставок сэндвичей в спальню. Надеюсь, это понятно.

Пытаясь успокоить барабанящее сердце, я вскидываю голову и произношу как можно спокойнее:

— Я не собираюсь голодать. Я всего лишь не хочу есть… за тем столом.

— И чем плох тот стол? Тем, что ты кончала на нем? — слегка склонив голову вбок, Кейн делает несколько шагов ко мне, от чего я плотнее вжимаюсь в комод. — А если я соберусь поиметь тебя на каждой поверхности в этом доме, что ты сделаешь? Будешь спать на улице?

Я молчу, беззвучно втягивая носом накалившийся между нами воздух. Опасность. Вот как я бы назвала его запах. От него у меня начинают подрагивать пальцы, а по спине пробегает адреналиновая дрожь.

— Просто не вынуждай меня принимать меры, Эрика. Через пятнадцать минут я жду тебя внизу.

С этими словами Кейн запускает руку в карман своего смокинга и извлекает оттуда квадратную красную коробку. Не ослабляя зрительного контакта, подходит ко мне, и едва задев мое плечо рукавом смокинга, ставит ее на комод.

— Наденешь это.

Развернувшись, в два шага достигает кровати и, небрежно скомкав в кулаке лежащее на покрывале платье, перекидывает его через плечо и молча выходит за дверь. И прежде чем я успеваю подумать, что все это значит, в комнате появляется Прайд, держа в руках большой белый пакет с именем итальянского кутюрье. Так же не произнося ни звука, ставит его на кровать и быстро удаляется.

Когда дверь за ним захлопывается, я быстро хватаю пакет и извлекаю его содержимое, ощущая, как меня затапливают унижение и злость. Кусок переливающейся черными блестками ткани, что я держу в руках, вряд ли можно назвать платьем: две тонкие полоски, едва способные прикрыть соски, подол, берущий начало немногим выше зоны бикини и совершенно открытая спина. Так Кейн Колдфилд говорит мне: знай свое место.

глава 11

Стук каблуков по мраморным ступеням лестницы отдается в душе гудящим унижением. Не убирая ладони с гладкой поверхности перил, я останавливаюсь на самой последней ступеньке и не решаюсь идти дальше. Будто бы она последнее, что отделяет меня от того, чтобы упасть в объятия Сатаны, который в данный момент цепко изучает меня глазами, стоя посреди гостиной. Даже загорая в бикини на заднем дворе родительского дома, я не чувствовала себя настолько раздетой: как и предполагалось, тонкие полоски ткани едва прикрывают грудь, а любое неловкое движение плечами способно оголить соски. Даже удивительно, что мировому дизайнеру пришло в голову создать подобное платье: какой смелостью и безбашенностью должны обладать его почитатели, чтобы надеть его добровольно.