Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Отвечай на вопрос».
Неожиданно дверь распахнулась, и лучи света ворвались в камеру. Эшлин заморгала от туманящих ее зрение оранжево-золотых точек. Мужчина стоял в дверном проеме, высокая, грозная черная тень из мускулов.
Сладкая тишина – тишина, с которой она лишь однажды сталкивалась прежде – окутала ее. Она оперлась ладонями на стену позади себя и попыталась встать. Потрясение завладело нею и ее колени подогнулись. Он не был… Он не мог быть… Это не возможно. Непостижимо. Лишь в сказках подобное случалось.
«Отвечай мне», мужчина сказал снова. В его тоне было неистовство, словно он говорил двумя разными голосами. Оба мрачные, грубые и громоподобные.
Она открыла рот для ответа, но не издала ни звука. Этот двойственный голос был гортанным, бурным и все же чувственным за гранью ее самых диких мечтаний. Мэддокс. Она не ошибалась. Дрожа, она вытерла тыльной стороной руки свои мокрые от слез щеки.
«Я не понимаю», выдохнула она. Я что сплю?
Мэддокс – нет, мужчина, поскольку он не мог быть Мэддоксом, неважно как бы он ни был похож – ступил в камеру. Его внимание метнулось в сторону, прочь от нее, словно ему требовался миг, чтоб успокоиться.
Золотые лучи солнечного света плясали по нему, благоговейно лаская его прекрасное лицо. Те же темные брови, те же густо опушенные ресницами фиалковые глаза. Та же линия носа и сочные губы.
Как такое могло быть? Как могли ее тюремщики создать точную схожесть с мужчиной, которого она повстречала вчера ночью, а затем на том смертном одре? Мужчиной, остановившем голоса просто своим присутствием?
Близнец?
Ее глаза распахнулись. Близнец. Конечно же. Наконец-то, это обретало смысл.
«Они убили твоего брата», выпалила она. Может, он уже знал. Может, он был рад. Но может, лишь может быть, он заберет ее в город, и она сможет поведать о вселяющем ужас преступлении, которому была свидетелем. Справедливость могла быть восстановлена.
«У меня не брата», сказал он. «Не по крови».
«Но… но…» Мэддокс будет в порядке, шикарный мужчина пообещал. Она потрясла головой.
Невозможно. Она наблюдала, как он умирал. Но ангел мог быть воскрешен, правда? Ком застрял у нее в горле. Люди этой цитадели определенно не ангелы, неважно, что заявляли горожане.
Его взгляд скользнул к ней, вниз по ее телу во властной оценке и вверх опять. Она заскулила.
«Они оставили тебя здесь на всю ночь?» Выражение лица потемнело на секунду, пока он осматривал остальную часть камеры. «Скажи мне, что они дали тебе одеяла и воду, а забрали их лишь этим утром».
По-прежнему дрожа, она провела рукой по лицу и пригладила свои волосы, морщась от боли, встретив колтуны. Грязь наверняка покрывала ее с ног до головы. Словно это имеет значение.
«Кто ты такой? Что ты такое?»
Длительное время, он не отвечал. Лишь изучал ее, будто она была букашкой под микроскопом. Она хорошо знала такой взгляд. Он был излюбленным у всех в Институте. «Ты знаешь, кто я такой».
«Но ты не можешь быть ним», настаивала она, не желая принимать другой возможности. Он был не такой как другие демоны, что убили его. «Мой Мэддокс мертв».
«Твой Мэддокс?» Нечто жгучее промелькнуло в его глазах. «Твой?»
Она вздернула подбородок, отказываясь отвечать.
Складывая губы в то, что могло бы быть улыбкой, он протянул одну руку и поманил ее. «Пойдем. Мы почистим тебя, согреем и накормим. Затем я… поясню».
Это замешательство ясно дало понять, что он ничегошеньки не объяснит. Нечто иное было у него на уме, а его тон предполагал, что это нечто будет впечатляющим. Она оставалась на месте, перепуганная до глубины души. «Дай взглянуть на твой живот», немного повременив, попросила она.
Его пальцы слегка поманили. «Пойдем».
Часть ее хотела идти к нему, следовать, куда бы он ни вел. Потому что он выглядел как Мэддокс, а чем бы ни был Мэддокс, он по-прежнему был лучшим из случавшегося с ней. Но снова она осталась стоять неподвижно. «Нет»
«Иди».
Она вскинула голову. «Я останусь здесь, пока ты не покажешь мне свой живот».
«Я не обижу тебя, Эшлин». Слова все еще не отразились от стен – несказанные. Еще более нервирующим было греховное звучание ее имени на его языке, словно он не мог не смаковать его. И желать вкусить снова. «Эшлин», повторил он.
Новая дрожь охватила ее и она нахмурилась. Он не должен был желать ее, а она до чертиков определенно не должна бы хотеть его.
«Ты не можешь быть моим Мэддоксом. Ну, просто не можешь».
То нечто потрясающее, жгучее проблеснуло в его лице опять. «Теперь уже дважды ты объявила меня своим».
«М-мне жаль». Она не знала, что еще сказать. Мэддокс спас ее от голосов, хотя бы на чуть-чуть. Она смотрела, как он погибал. Они были связаны. Он был ее.
«Не стоит сожалеть», проговорил он почти нежно. «Я Мэддокс», настоятельно заявил он. «Теперь пойдем».
«Нет».
Утомившись от ее отказов, мужчина покрыл остаток дистанции между ними. Он пах бесстыдным жаром и первобытными обрядами, проводимыми в лунном свете.
«Я понесу тебя на плече, если потребуется, точно так, как делал это прошлой ночью. Однако, если мне придется сделать это, я не могу гарантировать, что ты покинешь эту камеру во всей своей одежде. Понятно?»
Странно, но его слова пьянили, хотя должны были бы ужасать. Успокаивали, хотя должны были бы запугивать. Лишь Мэддокс знал, каким образом она была доставлена сюда. Он поменял ее положение в своих руках, прежде чем вошел в шато и призвал своих убийц.
«Пожалуйста», поняла она что говорит. «Только покажи мне свой живот». Чем больше она требовала, тем больше желала этого. Увидит ли она зашитые раны? Гладкую кожу?
Будет ли хоть какой-нибудь признак того, что этого мужчину ранили снова и снова?
Поначалу он никак не отреагировал на ее требование. Затем, наконец-то, вздохнул. «Кажется, это я буду тем, кто не выйдет отсюда во всей своей одежде.» Он потянулся к кромке своей футболки и медленно… медленно… поднял ее.
Невзирая на свою настойчивость, Эшлин никак не могла набраться храбрости, чтоб оторвать свое внимание от его напряженных фиалковых очей. Она твердила себе, что это потому что его глаза были такие красивые, такие гипнотизирующие, что она терялась в них, тонула. Но также она знала, что это лишь половина правды. Если он был зашит, зарубцован…если это был Мэддокс…
«Ты хотела увидеть. Так смотри же», приказал мужчина, одновременно нетерпеливо и смиренно.
Давай. Смотри. Дюйм за дюймом, ее взгляд опускался. Она видела перевитую венами шею с дико бьющимся пульсом. Ключицы были большей частью прикрыты черной материей. Она видела, как один из его огромных кулаков сжимал эту материю как раз над его сердцем. Его соски были маленькие, коричневые и твердые. Его кожа была такой же потусторонне бронзовой, что так восхитило ее в лесу, и он был идеальным нагромождением мускулов.