Кто знает, что такое слава!

Какой ценой купил он право,

Возможность или благодать

Над всем так мудро и лукаво

Шутить, таинственно молчать

И ногу ножкой называть?

А. А. Ахматова

Великим быть желаю,

Люблю России честь,

Я много обещаю —

Исполню ли? Бог весть!

А. С. Пушкин. 1817–1819

Ленинград. 1930 год. Характеризуя свой творческий метод, Тынянов признавал: «Я люблю грубые, неоконченные вещи. Меня восхищают грубые, незавершенные, несчастливые люди» [Тынянов 1983: 166].

Одним из таких «неоконченных» людей был Грибоедов; роману «Пушкин» суждено было остаться незавершенным.

Во всех художественных (и во многих научных) произведениях Тынянов в конечном счете апеллировал к Пушкину. Как убедительно показала М. Гринлиф, в сочинениях Тынянова 1910-20-х годов Пушкин выступает как некая данность, как мера, которой поверяется значимость других поэтов его эпохи: «В своих ранних трудах, посвященных пушкинскому времени, – писала исследовательница, – Тынянова то и дело привлекают те пушкинские современники, которые остались недооцененными или чей путь оказался необычным: Кюхельбекер, Грибоедов, Тютчев, Катенин – и их литературное развитие “на фоне Пушкина”» [Greenleaf 1992: 280]. В художественных текстах Пушкин также становится своего рода зеркалом для других персонажей. Лицейская дружба Пушкина и Кюхельбекера играет большую роль в романе «Кюхля». Как говорилось в предыдущей главе, Пушкин не только становится персонажем в «Смерти Вазир-Мухтара», но и играет большую роль в подтекстах этого романа. В данной главе мы займемся вопросом о связи между научными трудами Тынянова и его попыткой написать пушкинскую биографию. Сравнение Пушкина, каким он предстает на страницах литературоведческих работ и на страницах неоконченного биографического романа, с такими «грубыми, незавершенными и несчастливыми» персонажами, как Грибоедов и Кюхельбекер, поможет понять, почему первые два романа оказались интереснее и востребованнее третьего и почему «Пушкин» не был окончен. Контраст между Пушкиным как персонажем и заглавным героем в романах Тынянова (причем образы Пушкина в этих произведениях не одинаковы) и биографическим Пушкиным-поэтом, о котором идет речь в научных работах Тынянова 1920-30-х годов, а также исследование образа Пушкина в каждом из трех романов позволят осмыслить соотношение между научными и художественными работами Тынянова.

Роман «Пушкин» – заключительная часть трилогии – начал публиковаться в период подготовки к отмечавшейся в 1937 году столетней годовщине со дня смерти поэта. Сам автор так описывал свои планы на ранней стадии работы: «Вся жизнь великого поэта, от самого его рождения, будет показана в романе “Пушкин”. Даже смерть поэта не исчерпывает темы… я намериваюсь захватить и последующий период. Ведь и сам Пушкин как крупнейшее литературное явление прошлого века не кончается с его физической смертью» [Тынянов 19346]. Тынянов трудился над романом почти десять лет, вплоть до своей смерти в 1943 году. Тут важно отметить, что писатель упустил историческую возможность ответить на призыв власти – создать биографию к столетней годовщине. Поэтому можно сказать, что биография поэта, написание которой затянулось на многие годы, стала уже не нужна советской власти. Задача оказалась непосильной, собственный труд победил автора, хотя предшествующие биографические романы принесли ему большой успех. Тынянов не подарил миру нового Пушкина, и как писателю ему оставалось только почивать на лаврах: его главными созданиями остались милый Кюхельбекер из детской книжки и «исчезающий» Грибоедов из модернистского романа.

Пушкинский подтекст в «Смерти Вазир-Мухтара»

Тынянов описал в «Смерти Вазир-Мухтара» встречу Грибоедова и Пушкина: она происходит на том самом полностью вымышленном обеде, который дает в романе гаер Булгарин. В этой сцене Грибоедов и Пушкин входят в комнату вместе, почти как гоголевские близнецы Бобчинский и Добчинский:

Когда Грибоедов и Пушкин появились, все встали. Слава богу, музыканты не ударили в тулумбасы, с Фаддея бы это сталось. <…> Греч встал.

– Александр Сергеевич, – сказал он Грибоедову, – и Александр Сергеевич, – сказал он Пушкину…

Потом он говорил о равных красотах обоих, о Байроне и Гёте,

о том, что предстоит совершить, – и кончил:

– Две вещи могут быть хороши, хотя вовсе не подобны» [Тынянов 1985: 127–128][33].

Два очень не похожих друг на друга поэта образуют смысловой центр «Смерти Вазир-Мухтара».

Та же литературная пара выступает в романе и в ином качестве: уже не как Бобчинский и Добчинский, а скорее как Моцарт и Сальери из «маленькой трагедии» Пушкина. Описывая личные отношения Грибоедова и Пушкина, Тынянов явно заставляет первого завидовать второму. Пушкин в романе ведет себя просто, уверенно и не заботится о своих произведениях, явно напоминая этим Моцарта. В отличие от него, Грибоедов – разочарованный, трудолюбивый, но тем не менее не достигающий литературного успеха, – вынужден наблюдать, как рушатся все его творческие планы, включая проект Закавказской торговой компании. Тыняновский «Сальери» не прибегает к экстремальной мере, на которую решается пушкинский герой (отравить своего соперника), однако зависть Грибоедова к другому поэту кипит под видимостью расположенности; возможно, именно это превращает пушкинское «вино» в текущий в венах Грибоедова «уксус».

Хотя в «Смерти Вазир-Мухтара» роль Пушкина весьма важна на сюжетном уровне, особенно в конце романа, поэт присутствует здесь как всего лишь один из многих персонажей. Тынянов одновременно и выступал против пушкинских слов о Грибоедове («не знаю ничего завиднее последних годов бурной его жизни»), и включал пушкинские оценки в свой текст. Если цитата из «Путешествия в Арзрум» – «смерть его была мгновенна и прекрасна» [Тынянов 1985:416] – звучит как довольно слабая оптимистическая нота в финале длинного и кажущегося неизбежным пути, который начинался словами «еще ничего не было решено», то отношение Пушкина-персонажа к Грибоедову в тыняновской интерпретации заставляет читателя задуматься о репутации и исторически сложившемся восприятии жизни (и смерти) поэта.

Пушкин присутствует в «Смерти Вазир-Мухтара» также имплицитно, через отсылки к его произведениям и суждениям; есть здесь даже неявные отсылки к его спорам с друзьями. Так, например, в 1828 году Катенин, старый друг и Пушкина, и Грибоедова, обвинил Пушкина на страницах «Старой были» в лести самодержцу [Тынянов 1969: 192]. В романе Пушкин отвергает такие сплетни как пошлые и мелкие. В беседе с Грибоедовым о своей батальной поэме Пушкин произносит: «Полтавская битва. О Петре. Не будем говорить о ней. Поэма барабанная. <…> Надобно же им кость кинуть» [Тынянов 1985:126]. Возможность подобной трактовки «Полтавы» ее автором вызывает сомнения, но в романе Грибоедов принимает это всерьез и ревниво хмурится, замечая легкость, с которой Пушкин идет на такую уступку самодержавию. В