к Кюхельбекеру – герою романа, равно как и его восхищение Кюхельбекером-поэтом, зафиксировано и в истории, рассказанной К. И. Чуковским, и в тыняновском романе.

Отсутствие Кюхельбекера в «Смерти Вазир-Мухтара» было замечено исследователями[48]. Едва закончив роман о Кюхельбекере (где в числе персонажей есть и Пушкин, и Грибоедов), Тынянов, по всей видимости, не посчитал нужным повторять сцены и характеристики из «Кюхли» в следующем произведении. Роман о Грибоедове был отступлением от принципов, согласно которым написан роман о Кюхельбекере: два текста сильно различаются стилистически, предназначены для разных читательских аудиторий и созданы с разными целями. Однако, учитывая все различия, можно попробовать показать, что два романа вступают в некий диалог. В конце концов, Тынянов занимался не только межжанровым диалогом: в диалог вступали и его художественные произведения, в которых сцены и персонажи одновременно и дополняли, и были противопоставлены друг другу. Но если роман о Грибоедове по стилю и содержанию представлял собой отступление от поэтики «Кюхли», то «Пушкин» был возвращением к временам «Кюхли».

Человека, восхищающегося «Смертью Вазир-Мухтара», роман «Пушкин» может разочаровать. Высказывалось мнение, что реакция современников на «Смерть Вазир-Мухтара» заставила Тынянова отказаться от экспериментов в области языка и формы в следующем произведении: «Пушкин» показался более традиционным историко-биографическим романом именно потому, что предыдущий произвел фурор своим модернистским языком и стилем, а также опасными политическими аллегориями, которые проводили параллели между грибоедовской эпохой и началом сталинизма. И в этой точке зрения есть доля правды. Общий план и медленное развертывание последнего тыняновского романа вызывали у читателей вопрос: намерен ли автор вообще его завершать?

Очевидно, что по ходу работы над романом автор начал испытывать проблемы с материалом, который все более расширялся и тормозил процесс. На раннем этапе Тынянов планировал захватить даже годы, последовавшие за смертью Пушкина. Однако количество подробностей, которые были задействованы при описании 21 года из жизни Пушкина, определили структуру, не позволившую осуществить изначальный замысел: в противном случае получился бы роман непомерной длины. Даже если не принимать во внимание, что за следующие 17 лет жизни Пушкина произошло еще больше событий, что он написал еще больше стихов и что сохранившихся документов этих лет количественно значительно больше тех, которые относятся к первому двадцатилетию, – в любом случае при том же темпе повествования автору предстояло бы создать еще не менее 500 страниц. А при той степени детализации, какой он придерживался в описании трех лицейских лет, роман увеличился бы на 750 страниц.

В романе о Грибоедове Тынянов вписал всю жизнь своего героя в повествование о его последнем годе, используя хронологические сдвиги и сгущение событий. В романе о Пушкине он отказался от этих приемов, что потребовало значительного увеличения и объема текста, и времени работы над ним. Похоже, такова была общая судьба пушкинских биографий. Ходасевич жаловался, что невозможно вместить жизнь Пушкина в один том (притом что ему удалось при создании биографии Державина, который прожил долгую жизнь, ограничиться всего лишь 260 страницами). Булгаков в пьесе «Последние дни (Александр Пушкин)» выбрал метод, сходный с тыняновским рассказом об одном годе из жизни Грибоедова: он обратился только к последним дням поэта. Темп развития тыняновского сюжета в последнем романе мог привести к появлению эпоса размером с «Войну и мир». Как заметил сам автор в «Автобиографии», он планировал написать многотомную биографию Пушкина: «эпос о рождении, развитии и гибели национального поэта» [Тынянов 1966: 43].

Как и другие писатели, чьи произведения стали предметом данного исследования, Тынянов начал свой пушкинский проект в связи со столетием со дня смерти поэта. Мысль о написании биографического романа о Пушкине восходит к 1933 году: именно тогда Тынянов решил взяться за такую работу. Самой трудной частью ему представлялось повествование о детстве поэта. В 1934 году Тынянов отмечал в газетном интервью: «о нем <детстве> сохранилось меньше документальных и исторических данных, а имеющиеся представляют собой много еще не решенных загадок. Например, его взаимоотношения с отцом, с матерью…» [Тынянов 19346][49]. Как сформулировал цель Тынянова один из журналистов, обобщая его встречу с читателями и обсуждение первой части романа, автор стремился «снять грим, наложенный на великого поэта усилиями комментаторов, развеять дым легенд, окружающих его имя. Живой Пушкин, а не “Пушкин в жизни” – вот что интересует Тынянова» [Дельман 1935]. Противопоставление Тынянова Вересаеву здесь не случайно: в 1930-е годы все биографические проекты, связанные с Пушкиным, неизбежно сопоставлялись с «Пушкиным в жизни». Разумеется, Тынянов отнес бы Вересаева к числу тех, кто создавал «мнимого Пушкина». Он видел свою задачу в том, чтобы попытаться противостоять этим «мнимым Пушкиным» несколькими способами. С одной стороны, он собирался продолжать писать полемические статьи и литературоведческие работы, представляющие настоящего Пушкина, а с другой – создавать многотомную пушкинскую биографию, в которой будет запечатлен «правильный» образ поэта.

Тынянову при его методе работы, чтобы приступить к новому художественному произведению, нужен был какой-то импульс, исходящий из архивных документов. Он не был автором, способным выкроить историю из «цельного куска ткани», а нуждался в «лоскутках», из которых можно пошить одеяло. И каждый раз, когда Тынянов брался за создание нового художественного произведения, где события происходят в первой трети XIX века (в его любимой эпохе), ему требовался новый ворох таких лоскутков, свежих архивных находок, способных составить основу рассказываемой истории. Я считаю, в числе причин, побудивших Тынянова взяться за роман о Пушкине, было знакомство с новыми для него материалами из архива Кюхельбекера, к которым он получил доступ в 1928–1929 годах[50]. Этот архив, по словам Тынянова, «разрушает старое представление о лицее» и по-новому освещает деятельность Пушкина в лицейский период его жизни [Тынянов 1934а]. Открытые Тыняновым новые документы позволили ему вернуться в изображенный в романе о Кюхельбекере мир и на этот раз представить первый лицейский год гораздо подробнее. В «Кюхле», как будет показано далее, автор обошел молчанием большую часть событий шести лицейских лет, потому что еще мало знал о них и не мог предложить собственную концепцию истории Лицея. Если использовать терминологию Тынянова, то лицейские годы в «Кюхле» могут служить примером того, как автор «не выходит за пределы документа и не достигает его». Интуиция, по-видимому, не подсказала ему ничего такого, что можно было бы воплотить в живых сценах. Однако в 1930-е годы, вооружившись новыми материалами, Тынянов решил, что обладает теми «документами», которые позволят «придумать» лицейскую обстановку 1810-х годов. Другой причиной для написания романа о Пушкине, как уже говорилось, была связанная с Пушкиным «атмосфера» 1930-х годов. В это время ни один автор не мог не пройти мимо Пушкина, и автор