стремительной чайкой в надежде когда-нибудь встретить родную ей душу.

Граф почувствовал, что одинокая девушка и есть его путь к свите Артемиды, но амазонки преградили ему путь.

«Неужели, это воинствующее царство женщин помешает мне встретиться с Артемидой. Что я должен буду сделать: вступить с ними в схватку и закалить тем самым свою волю или …?»

На его отчаянный призыв отозвалась Артемида, ее образ снова мелькнул перед ним: «Чем же тебе помешали амазонки, эти невинные женщины?»

– Невинные? – усмехнулся он в ответ.

– Неужели ты своей упрямой волей сможешь укротить их? Не смеши меня, в любви нужно просто любить, а не ломать понапрасну свои копья, – тихо ответила она ему на его самый сокровенный вопрос.

Ему захотелось еще задать вопросы Артемиде, но она вновь ускользнула от него, но вместо себя подбросила ему загадку в образе кентавра, который предстал перед ним в сумрачном облачении ночного тумана, и, подставив ему свою спину, помчался вместе с ним по бескрайней равнине. И граф почувствовал, что его странный спутник, уже не касаясь земли, легко несет его. Тепло земли не отпускало их, душа же графа стремилась раствориться в ночной прохладе тумана. Таинственной улыбкой Моны Лизы блеснула в облаках луна, и звезды в своем безмолвном созвучии направили свои лучи навстречу ей. Чем-то очень близким откликнулась душа графа на молчаливую улыбку Луны. И образ Артемиды вновь возник перед его взором. Он не мог понять, почему этот образ непонятной грустью бередит его душу. И вдруг кентавр остановил свой летучий бег, и граф сквозь туман различил очертания гор, это был обрывок его таинственного сна, с которого он и начал распутывать его нить, стараясь его вспомнить. Кентавр медлил, как будто ждал разрешения проникнуть со своим незваным гостем в таинственную обитель. И вдруг невероятная сила закружила и затянула их в воронку, и они очутились в пещере, и граф увидел, как скользнула вдоль стены чья-то быстрая тень и зажженным факелом осветила неприютную пещеру. И словно ожившие полотна картин давно минувшей эпохи заиграли яркими красками стены пещеры. И перед графом предстал в своей легкой небрежности Дионис, как триумфатор, держащий в своей руке тирс, увитый плющом и увенчанный сосновой шишкой, и его любвеобильная свита. Вакханки, незнающие светского этикета, в неистовом танце плоти призывали к оргиям, охмелевшие от вина козлоногие сатиры весело водили хоровод с нимфами, в тотальном желании готовые в любую секунду заключить в свои объятия любую из них. Никуда не спешил мудрый учитель Диониса – Силен, спокойно, словно на троне, восседавший на своем осле, который миролюбиво пощипывал травку. Мягкой грацией вкрадчивого искушения шествовали священные животные Диониса пантера и тигр, необузданной силой плодородной земли раздувались ноздри быка Аписа, который мощью своего копыта укрощал непокорную и ревнивую Геру, некой загадкой в этом священном тотеме выступала грациозная лань, как сама жизнь, готовая в любой момент ускользнуть и раствориться в тумане.

– Меня зовут Вербас. Мы врачуем уставшие от земной жизни человеческие души, слетевшие к нам как мотыльки на огонек, – услышал он обращенный к нему голос кентавра, – Люди, прежде всего, желающие существа, поэтому тайные мистерии Диониса притягивают их как магнит. Я был рожден как все кентавры, буйным и невоздержанным. Я был молод и неукротим, как бурные потоки, не знавшие на своем пути преград. Чувственная молодая кровь желала изведать нежную плоть, обладать всеми прекрасными девушками, встречающимися мне на моем пути. Мои глаза не знали, в какую сторону смотреть, так много было у меня желаний, ноздри мои раздувались от необузданных страстей. Я весь пылал. Таким я и предстал перед прекрасной амазонкой Лояв, золото волос который пленило меня. И я остановил свой безумный бег, как вкопанный стоял перед этой непокорной, свободолюбивой девушкой, верной раз и навсегда выбранному пути – служению Артемиде. И я преклонил свое колено перед ее неукротимой волей. Судьбой мне дано было ощутить свои истоки: тот предел, где обитает дух, где раскаленный солнечный диск, сливаясь с облаками, волшебным дыханием спускается с гор. Как только я ощутил в себе двойственную природу, животного и человеческого начала, я стал проводником между тончайшей гранью противоположных миров. Мне не достигнуть совершенства Вергилия, но у нас ведь не круги ада, а всего лишь скромная обитель, учителей для которой выбирает сама Артемида, она наша богиня. Особенно у нас почитают Диониса, никто как он и его чудодейственный напиток не сможет расслабить тело и душу. Люди вообще не научились сами расслабляться, а Дионис им в этом помогает, он расслабляет не только тело, но и развязывает язык. Приобщает несчастные души к ораторскому искусству. А это наша прекрасная миниатюрная волшебница Лания, – и Вербас указал в сторону столпившихся теней, – Не может отбиться от желающих получить свою порцию удовольствий.

– А почему они без глаз, даже у Циклопа хоть один глаз, да был?

– Они у них от желаний разбежались. Зато у нашего фригийского царя Мидаса есть глаза, который пожелал, чтобы все, к чему бы он ни прикасался, превращалось в золото. Золотыми слитками горят глаза его, устрашая и предупреждая алчущие души.

По мере продвижения вглубь пещеры граф чувствовал, как этот мир теней и неуловимых образов обволакивая, затягивает его в свою воронку. Перед его взором полыхнуло золото волос волшебницы таинственных гор Лояв, которая держала в своих руках связку пышно развивающихся темно-синих водорослей. Кентавр Вербас мгновенно оказался рядом с ней, стараясь заранее предупредить, исполнить любое ее желание. Он быстро соорудил из камней жертвенник и зажег священный огонь, а волшебница сплела из водорослей венок. На это действо сбежались вакханки, одной из них волшебница протянула венок, другие же вакханки попытались тут же вырвать его. Чтобы остановить эту вакханалию и успокоить взволнованных вакханок, Лояв повелела встать им вокруг жертвенника и передать венок по кругу, совершив тем самым некий обряд. Бережно передавая из рук в руки венок, вакханки притихли, Лояв их не останавливала, движения их рук стали плавными и замедленными, словно мерное движение прибрежных волн.

– Что это за обряд? – спросил граф кентавра.

– Это заклинание синей бороды, некий жест прощения и прощания с ней, она ведь так мешает королеве любить и быть любимой. И на недоуменный взгляд графа пояснил: «Среди экспонатов нашего пещерного музея не нашлось ни одного аналога синей бороде, поэтому пришлось использовать подручный материал, который нам любезно предоставила природа. Как исполины древних морей водоросли живучи, и от них не так просто избавиться, так же как и от синей бороды, образ которой долго вынашивало в своих