Млей — совсем как я недавно — подошёл к двери и открыл еёнастежь.

— Уходи, — сказал он.

— Я и сам собирался, — сказал я.

Внизу, в итальянском ресторане шумно праздновал свойсороковой день рождения продюсер известного в России девичьего коллектива. Залбыл украшен шариками и улыбками.

Я хотел пройти мимо, но сначала кто-то попросил меня ихсфотографировать, а потом с ними выпить.

Я сел за стол и попробовал спагетти с трюфелями в сливочномсоусе. Вкусно.

Напротив выпивала девушка, чьими фотографиями был обклеенвесь город.

Её волосы были как ромашки, на которых не загадали любовь.Она бы понравилась моему отцу.

— Все кругом врут, — сказала она.

Я пожал плечами.

— Вот вы тоже сидите здесь, такой симпатичный, инаверняка врёте. — Она чокнулась бокалом шампанского с кем-то воображаемымв воздухе.

— Для именинника звучит следующая песня! —раздалось со сцены.

— Я не вру, — сказал я.

— Вы хороший? — Она посмотрела мне прямо в глаза.

— Я не умею обманывать, — сказал я.

— И вы никогда не притворяетесь? — уточнилаона. — Никогда не улыбаетесь, когда вам хочется плакать? Вы нерасцелуетесь с человеком, которого презираете? Вы не…

— Только если это нужно для работы, — сказал я.

— Вот! — Она торжествующе подняла вверхуказательный палец. — Для работы! Я и говорю: вы такой же, как все! Вы —ненастоящий! Вы так привыкли врать и притворяться, что уже забыли, какой вы насамом деле!

— Отстань от человека! — Девушку обняла еёподруга, но та только отмахнулась от неё.

— Я не забыл, — сказал я.

— Не забыли? — Она сощурилась.

— Нет. Я знаю, какой я настоящий.

— Но вы боитесь, что об этом узнают и другие? —Она насмешливо скривила губы.

— Не боюсь. Я вообще ничего не боюсь. В отличие,например, от вас.

Она откинулась на спинку стула и вытянула вперёд своидлинные, на высоких каблуках ноги.

— Ну давайте, — сказала она.

— Что? — спросил я.

— Ну, раз ничего не боитесь… Покажите мне, какой вы насамом деле!

— Зачем вам это? — спросил я.

— А мне, может, будет легче жить, если я узнаю, чтохоть кто-то есть настоящий.

Я молчал.

— А может, если я разгляжу что-то за этим моднымкостюмом, зубами за сто тысяч евро и убедительной дикцией, это тронет моёсердце! — Она насмешливо улыбнулась. — В вас когда-нибудь звездашоу-бизнеса влюблялась?

— Нет, — сказал я.

— Ну? — подбодрила она, выпив ещё бокал.

Я ослабил вибрации, и ментальная волна девушки откатилась отменя, словно море во время отлива.

Она увидела перед собой невысокое существо с глазами и безноса, насыщенного фиолетового цвета.

— А! А! — закричала девушка и тут же приняласьхохотать. — Розыгрыш! Это программа «Розыгрыш»!

Она профессионально улыбалась и крутила головой во всестороны, разыскивая камеру.

Ко мне подходили люди, хлопали меня по плечу, протягивалибокалы, хохотали и восхищались:

— Ну ты даёшь! Чистый инопланетянин!

Девушка в меня не влюбилась.

Она сидела, выпрямив спину и держа в руке вместо шампанскогостакан апельсинового сока

Кто-то схватил меня за руку и потащил на сцену.

Ведущий вечера, обаятельный молодой человек в тонких очкахобъявил.

— А сейчас именинника хочет поздравить программа«Розыгрыш»!

Мне дали в руки микрофон.

— Далеко-далеко отсюда, там, где кончается МлечныйПуть, — сказал я в микрофон, и люди замолчали, слушая меня, —расположено созвездие Лебедь — цивилизация любви. Это планеты говорящих цветови лопочущих райских кущ. Их обитатели живут сколько захотят, не зная болезней истарости. Они сознательно реинкарнируются в теле вновь являющегося на светлебедианца, а прежняя их оболочка тут же сгорает, как кожа царевны-лягушки. Такмногие пары сохраняются тысячи лет, из воплощения в воплощение. Лебедианцыдавно прошли все эволюционные круги и могли бы перейти в фазу бесплотныхлучистых существ, но они не делают этого. Они хотят любить живой мир и другдруга. Я желаю имениннику встретить свою пару — такую, с которой хотелось быпрожить не одну, а тысячу жизней.

Приятно, когда аплодируют. На Тете нет такой традиции. Ярешил, когда вернусь, обязательно введу её. Например, можно аплодировать послепросмотра фильма моего отца. Хотя я никогда не хожу на эти просмотры. Но емумогут аплодировать другие.

Меня снова хлопали по плечу, называя «мужик» и спрашивая,где же съёмочная группа. А потом, с тысячей извинений, попросили уйти.

— Понимаешь, народ не расслабляется, когда здесьтелевизионщики… — объяснили мне.

И я ушёл.

Продавец увидел меня сразу, как только я подошёл. Казалось,он не сводил глаз со стеклянных дверей, ожидая меня.

Рабочий день закончился.

— Привет, — сказал я.

— Привет, — улыбнулся он. — А я ждал.

— Я знаю. Погуляем?

Мы вышли на улицу.

— Вы так долго не приходили, — сказал он. Мысвернули налево, на Подушкинское шоссе, и пошли по узкой тропинке вдоль дороги.Тропинка была такой узкой, что нам приходилось идти очень близко друг к другу.Иногда продавцу становилось от этого неловко, и он краснел и отступал всторону, шурша разноцветными засохшими листьями.

— Такая грустная осень в этом году, — сказал он.

— Да. Очень красивая, — улыбнулся я. —Хочется мечтать и плакать.

— Зачем же? — испугался продавец. — Плакать явам не позволю. Вы такая необыкновенная, вы должны всё время улыбаться.

Я благодарно посмотрел на него. Откуда-то из его карманараздался мелодичный звон.

— Что это? — спросил я.

Продавец смущенно достал из кармана круглый серебристыйпредмет.

— Часы, — сказал он, словно оправдываясь.

Жена просила его после работы отвезти часы в ремонт наГорбушку: со старинным механизмом что-то случилось, и они звонили не каждыйчас, а когда им заблагорассудится.

— Красивые, — сказал я.