Мы целовались, и листья кружили вокруг нас в волшебномизумительном танце.

Я стал собирать букет из самых красивых, а продавец мнепомогал.

Мы закалывали самые большие листочки так, что из нихполучались неведомые корабли и причудливые птицы.

Когда часы в кармане снова зазвонили, мы непроизвольнопотянулись друг к другу.

— Мне кажется, что это мой первый в жизнипоцелуй, — сказал он.

И тут же понял, что это неправда. Первый был двадцать летназад. Но — с ней же. С этой же женщиной. Она точно так же морщит носик, какэто делала та, двадцатилетняя. И так же хохочет, запрокинув голову. И так женежно смотрит в его глаза. И у него так же, как тогда, кружится голова отпронзительного всепоглощающего счастья.

Снова зазвонили часы. Он закрыл глаза и целовал её. Хотязнал наверняка — если он глаза откроет, ничего не изменится — это всё равнобудет она. И может быть, так же, как и его юная тогда ещё невеста, эта девушкабыстро и как-то по-детски оближет верхнюю губу. Его жена всегда так делалапосле поцелуя.

— Ну, может быть… — прошептал продавец, глядя наменя.

— Я люблю тебя, — сказал я.

— И я тебя, — сказал он. И опять зазвонили часы.

— Ты уже две недели не посылал отчёт на Тету, —сказал я Млею.

Млей молчал. Он уже несколько дней со мной не разговаривал.Он перестал со мной разговаривать после того, как сам же украл у меня капсулы.Я не находил логики в его поведении, и это был первый признак того, что егоорганизм дал сбой.

— Ты сдавал шарики на анализ? — настойчивоспрашивал я.

Млей молчал.

Я ходил по комнате, и мой разум не подсказывал мнеправильную форму поведения с Млеем. Мы оба устали на этой нервной Земле.

— Алло, — сказал Млей в телефон.

Это был адвокат, который сообщил, что папа Данилы предложилденьги, чтобы они забрали заявление из милиции. Он утверждал, что с милициейуже договорился, и проблемы не будет.

— Дело только за тобой, — сказал адвокат. —Я, конечно, понимаю нравственную сторону этого дела, но такие большие деньгиговорят о том, что и раскаяние их огромно.

— Нет, — сказал Млей. — Я не хочу их денег.

— А что ты хочешь? — вкрадчиво спросиладвокат. — Ты понимаешь, что дела нам всё равно не выиграть? Ни один судьяне вынесет приговор сыночку такого папаши!

— А чего же он тогда боится? Почему предлагает деньги?

— Репутация. Процесс скажется на его репутации икарьере. Этот Данила и так ему столько неприятностей организовал — вокруг негоодни скандалы.

— Пусть он встанет передо мной на колени иизвинится, — сказал Млей.

Адвокат молчал.

Я смотрел на Млея и не понимал его.

— Хорошо. Я передам, — сказал адвокат безнадёжнымголосом.

— Почему ты это делаешь? — спросил я Млея. —Ты говорил, что подаёшь в суд, чтобы не зарождался отрицательный ритм. Носейчас я вижу, что дело не в этом. Объясни мне, что с тобой происходит?

Млей молчал.

— Я составлю отчёт о твоём нестабильномсостоянии, — сказал я и вышел.

Я отправил сообщение: «Налаживает контакты. Формула любвипока не составлена».

— А я думал, ты уволилась, — сказал я Гале, когдаона зашла в мой номер со шваброй. — Тебя так давно не было.

Не поднимая головы, Галя вытирала пыль и выбрасывала мусориз корзины.

— Ты что, тоже со мной не разговариваешь? —спросил я.

Галя тряхнула головой, чтобы волосы не лезли в глаза, и яувидел её лицо — всё сизое от ушибов.

— Галя, что случилось?! — спросил я, но на всякийслучай близко не подошел — помнил, как она замахивалась на меня шваброй вовремя нашего последнего разговора

— Ничего, — пробормотала Галя.

— Ну ладно, — сказал я.

— Он с сестрой моей флиртовал! Вернее, она с ним!

— И что?

— Ничего.

Я кивнул

— Он сказал, что я ревнивая дура, что ему сестра моясто лет не нужна. И мы подрались.

— Галя, тебе надо полюбить твою сестру. Иначе это будетдлиться вечность, — сказал я.

Она посмотрела на меня злыми заплывшими глазами.

Я решил, что лучше ей не мешать убираться.

— Всё будет хорошо, — сказал я и вышел.

И снова столкнулся в коридоре с той девушкой. И так же, какв первый раз, она ахнула, увидев меня. Вернее — увидев мужчину, похожего на еёотца.

— Извините, — пробормотала она и убежала.

— Эники-беники ели вареники! — закричал я ейвслед. Чтоб она уж точно поняла, что я тот, кто ей нужен. И не убегала. Этусчиталку она разучивала со своим папой, когда была маленькая. —Анечка-лапочка, скушала лампочку! — добавил я для пущего эффекта.

Но она не вернулась.

Млей сидел в своём кабинете и крутился в кресле.

Капсул оставалось не так много, даже вместе с теми, что онзабрал у Тонисия. Ему не нравилось слово «украл». Это слово из лексиконаТонисия.

Но Млей не собирался бросать свой бизнес. По оборотуденежных средств за последний месяц он стал самым крупным из всех частныхпредпринимателей России. Им уже интересовался журнал Forbes.

Надо было что-то придумать. Но что — Млей пока не знал.

Он даже пробовал не отсылать отчёты на Тету, чтобы тамрешили, что экспедиция провалилась, и прислали новую. С полным набором капсул.Но Тонисий как всегда всё испортил. Не то чтобы Млей собирался остаться на этойстранной планете навсегда… Нет. Хотя…

— Тук. Тук. Тук, — громко сказала Любочка ипоявилась в дверях. На ней была строгая узкая юбка и пиджак, подчёркивающийстройный силуэт. — Не ждали?

— Нет, — ухмыльнулся Млей. — Ты ещё жива?

— Как видишь! — Любочка начала медленнораздеваться, покачиваясь в такт только ей одной слышной музыке.

— Вижу, вижу, — согласился Млей, положив ноги настол.

Она пританцовывала и оставшись в одном белье, а потомприблизилась к столу и хотела было снять с Млея ботинки, но он опустил ноги напол.

Не переставая улыбаться, она вопросительно посмотрела нанего.

Он покачал указательным пальцем из стороны в сторону. Людивсегда так делают, когда хотят сказать «нет».

— Что это значит? — Она высокомерно подняла своибезукоризненные брови.

Млей пожал плечами.

— Не вижу смысла, — сказал он.