Мальчишки с грохотом пронеслись по лестнице и ворвались в комнату.

– Привет, мальчики. Что это вы затеяли? – испуганно вздрогнула я, как если бы меня застукали за кражей конфет из детских новогодних подарков.

Непоседа схватился за ручку двери и с силой захлопнул ее. Замок мягко защелкнулся.

Как в предсказуемой сцене убийства из малобюджетного фильма, мир вокруг меня на мгновение замер. Я в ужасе вскочила со стула, протянула вперед руки и нетвердой походкой двинулась к теперь уже глухой стене из дерева. Умом я понимала, что слишком поздно.

– Нет! – одними губами произнесла я. – Не-е-ет! Воцарилась тишина.

Мальчишки смотрели на меня. Я смотрела на мальчишек. Потом перевела взгляд на дверь. И схватилась за голову.

– Что случилось, мам? – спросил Непоседа. Я попыталась взять себя в руки:

– Ничего страшного. Просто дверь кабинета… она… как бы захлопнулась, и, поскольку защелка… как бы немного сломана, это означает, что мы, возможно… скорее всего… заперты. – Другие слова тоже приходили на ум, но я старательно их отфильтровывала.

– Подумаешь! – радостно откликнулся Непоседа, не оценив серьезности ситуации. И тут же они с Лучшим Другом достали с полки игру и расселись на ковре.

В самом деле, какая ерунда, согласилась я и попыталась рассуждать логически – насколько мне это удавалось. Телефон находился в гостиной, по ту сторону двери, так что я даже не могла позвонить подруге. Наш сосед совсем старенький и вряд ли услышал бы мои крики о помощи. Да к тому же наружная дверь была закрыта изнутри на задвижку – я всегда запираюсь, когда мужа нет дома, – так что, даже если бы мне удалось привлечь чье-то внимание, никто не сумел бы попасть в дом, чтобы освободить нас из плена. Проходили минуты, на меня постепенно наваливалось отчаяние…

Вдруг я сообразила: ключ, запасной ключ от двери во внутренний двор! Он у других соседей. Если они дома (и если сумеют найти его), я смогу попасть на кухню с террасы, и мы спасены. Если… Но все по порядку: для начала нужно выбраться из кабинета.

Я оценила единственно возможный маршрут бегства. Окно кабинета расположено высоко – слишком высоко, но – я вытянула шею – если встать на стол и вскарабкаться на подоконник, то мне, возможно, удастся спрыгнуть в сад. Получится ли? – стукнуло сердце. Но у меня на руках двое малышей, никакой еды, туалета и плана «Б». Стоит рискнуть.

Движением, более подходящим для юного каратиста, а не леди, которой я вознамерилась стать в тот день, я закинула левую ногу на стол. Невыносимо узкая юбка издала характерный треск.

– Черт! – вырвалось у меня, когда я втащила туда же правую, чувствуя, как юбка предательски задирается, скользя по натянутым колготкам. – Отлично. Просто отлично, – бурчала я себе под нос, снова и снова задаваясь вопросом, что побудило меня – пусть даже временно – замаскироваться под Маму Девочек.

Строго наказав ничего не подозревающим (слава богу) мальчишкам «оставаться здесь» и обещая «скоро вернуться», я распахнула окно настежь, схватилась за раму и приготовилась сигануть вниз, на газон. До меня вдруг дошло, что, как только я спрыгну, обратного пути уже не будет.

С точностью, достойной NASA, я рассчитала параметры своего полета. Однако в решающий момент нервы меня подвели. Я скатилась с подоконника и, вместо того чтобы пролететь над кустами под окном, приземлилась прямо в их колючие заросли.

– Черт… черт побери! – снова выругалась я – на этот раз чуть громче, – выбираясь из кустов на относительно безопасную лужайку. Убедившись, что мальчики по-прежнему заняты, я поспешила вниз по дорожке в поисках спасения и ключа.

– Нужен… запасной… ключ… Быстрее! – задыхаясь, выпалила я в лицо невозмутимому соседу, едва он открыл дверь, на которую я обрушила всю мощь своих кулаков.

В упор не видя мои колготки, напоминавшие теперь рыболовную сеть, он принялся рыться в тумбочке:

– Этот?

Я кивнула, схватила ключ и бегом кинулась к дому.

Через полчаса сердцебиение успокоилось, и кровь на ногах подсохла. Колготкам был нанесен непоправимый ущерб. С тяжелым сердцем признавая поражение, я стянула юбку, выудила джинсы из корзины для белья и натянула их – мою вторую кожу. Надела старые шерстяные носки и, преобразившись, возвратилась к мальчикам.

Непоседа оторвался от яйца всмятку и солдатиков.

– Ты класивая, мамочка, – искренне заявил он, и желток потек по его подбородку.

– О… спасибо, – отозвалась я, довольная и удивленная.

Юбка пополнила запасы тряпья, отложенного в починку, а колготки отправились в мусорное ведро.

Иногда надо пройти долгий путь (и чаще всего по кругу), чтобы вновь обрести себя.

Когда мне было семь лет, я написала письмо Санта-Клаусу: «Пажалуста, можно положить в мой рождественский чулок принцесино платье?»

К моему великому разочарованию, платья я так и не дождалась. Несмотря на то что почти все свое детство я провела в дебрях шотландских лесов и, как истинная дочь фермера, носила комбинезоны (сейчас бы сказали «одежда унисекс»), разводила мыло, чтобы вывести мох в саду, и обсаживала клумбы папоротником, меня все равно не покидало настойчивое желание хотя бы выглядеть «как девочка».

С фотографии, сделанной в мой девятый день рождения, смотрит улыбающаяся девочка в ужасно некрасивой, но определенно модной юбке в горизонтальную полоску и ярком черно-желтом джемпере с пчелами. Непременные атрибуты любого женского гардероба.

На более позднем фото уже пергидрольный перманент – результат первого похода в парикмахерскую. Раньше меня стригла мама, кухонными ножницами «под кастрюлю». Оглядываясь назад, я вижу все преимущества кастрюли перед перманентом, но тогда я обожала свою прическу в стиле принцессы Дианы.

А в шестнадцать лет мне наконец разрешили проколоть уши («Теперь ты достаточно взрослая, чтобы совершать свои собственные ошибки!»), и огромные обручи свисали из постоянно гноящихся мочек. Мне было уже за двадцать, когда я сделала разумный выбор в пользу серебряных пусет.

Подростком я открывала для себя мальчиков, выпивку и плохую поп-музыку. Я плакала, когда в сериале «Соседи» Шарлин и Скотт выходили из церкви (почему она, а не я, и только посмотрите на это платье!); кружилась под Криса де Бурга в медленном танце, как «Леди в красном»; тратила свои карманные деньги на гетры и кружевное белье.

В университете я состояла членом всех клубов, а посещала только один; училась языкам и любви, познавала одиночество и достоинства лайкры; увлекалась аэробикой и алкоголем, гонками и пирожными. Я не была ни гламурной дивой, ни девчонкой-сорванцом – наслаждалась всем, пробовала всего понемногу. Словом, была как все.

А потом я встретила Отца Мальчишек. А потом стала Мамой Мальчишек.

Неужели по мере разрастания нашего семейства я постепенно превращалась из миловидной барышни сначала в мужеподобную тетку, а потом и в самого настоящего мужика? Может, Мама Идеальной Пары права, утверждая, что матери мальчишек, как правило, выглядят мужиковато, и это не пьяный бред?