– Что грозит вам?.. – усмехнулась Рябинина. – Куда делась машина, на которой гражданин Звягин сбил человека?

– Я должен это знать?

– Информация оперативная, непроверенная… Да, вы должны знать. Потому что вы уехали на этой машине из салона. Звягин пригнал, вы отогнали.

– Информация непроверенная?

– Информация проверяется. И, поверьте, автомобиль мы найдем.

– Верю.

– Только сможем ли мы обнаружить следы…

– Верьте.

– Верить нужно вам, что все обойдется.

– Можно, я буду просто не бояться?

– Ну-ну, – следователь едва заметно скривила губы.

Дескать, видела она и не таких понторезов. Сколько их таких через нее прошло, и каждый норовил очаровать ее, соблазнить. Грош цена Артуру.

Но ведь он действительно ничего не боялся. И тюрьма его не пугала. Это Валя кирпичи откладывал со страшной силой… Действительно, Вале там, в тюрьме, не место. Тем более что он готов работать на воле с утроенной силой. Артуру же за руль как-то не очень и хотелось. Вчера он осознал это ясно, хотя и не бесповоротно. Бить баклуши куда интересней, чем ломать голову над бумагами, жонглировать ускользающими цифрами и прыгающими фактами. Зато Валя отлично справлялся с этим делом. И с ним точно не пропадешь…

А Вале грозил солидный срок. Менты взялись за него плотно, пришьют ему покушение на убийство, и привет. А могут и убийство припаять. Тогда совсем дело дрянь. И как тогда быть? Вдруг Артур не справится, вдруг посадит общий корабль на мель?

– Я не боюсь. Просто была возможность спустить это дело на тормозах.

– На каких тормозах? Это дело на контроле… – Рябинина взглядом показала куда-то вверх.

– И у Валентина, вы говорите, были проблемы с этим Сурковым.

– Это бы я хотела услышать от вас.

– Честное слово, я не в курсе. В смысле, не знал, пока все это не началось… Мне до этого Суркова дела не было. И я вовсе не хотел его сбивать. Просто дикая случайность… Я бы сказал, дикая зебра.

– «Зебра» – это пешеходный переход?

– Зебра – это черная полоса… Даже в любви перестало везти.

– О любви мы поговорим позже, – не задумываясь над смыслом своих слов, сказала капитан.

– О любви не надо говорить. Любовь должна говорить сама.

– Кто сбил Суркова?

– Я.

– А с кем же тогда находилась гражданка… – Рябинина заглянула в свои записи. – Гражданка Павлушина?

– Я сбил Суркова… А Павлушина изменит показания.

– И кто ей позволит это сделать?

– На самом деле зебра наскочила на Валентина. Не собирался он сбивать Суркова.

– Так он сбил или вы?

– Если он не собирался, значит, не сбивал… Поймите, он будет упираться до последнего. У него есть деньги, на него работают лучшие адвокаты. Рано или поздно дело развалится.

– Вы уверены?

– Как только к этому делу пропадет интерес, – Артур глянул вверх, как это сделала Рябинина. – Так оно и развалится. Возможно, это произойдет поздно. Но произойдет.

– Не думаю.

– И останетесь вы ни с чем. Вам даже галочку за раскрываемость не поставят… А я поставлю вам. Галочку.

– Галочку? – спросила следователь.

Она хмурила брови, напуская на себя строгость, но в ее взгляде угадывалась завороженность. Все-таки зажглось в ней что-то.

– За раскрываемость… Какая у вас раскрываемость?

С раскрываемостью у Рябининой было неважно. Раскрывалась она плохо. Но ведь раскроется. Если Артур не отступит… Он готов был отдать несколько лет своей жизни, чтобы поставить ей галочку.

– Какая у меня раскрываемость?.. Не будем уходить от дела… – Она нервно дунула себе на лоб, как это делают, когда волосы лезут в глаза.

– Я возьму на себя вину, вы оформите чистосердечное признание.

– Вы же понимаете, что это должностное преступление.

– Преступление совершил я. Когда напоил Валентина. И позволил ему сесть за руль. Он лыка не вязал, а я его не удержал.

– Вы напоили?

– Вы правильно все сказали, он уехал от меня в нетрезвом виде к своей девушке. А девушка пришла ко мне. Не к нему. Они разминулись.

– Я так не могу, – качнула головой Рябинина.

– Вы не сможете с Валентином. А со мной сможете. У нас все получится.

– Что получится? – встрепенулась она.

– Все получится, – улыбнулся Артур.

– Так, давайте по существу… – Рябинина постучала авторучкой, но глаз от него не оторвала.

Артур кивнул. Он уже точно знал, что эта красотка от него никуда не денется. Так же, как и он от нее.

Окно распахнуто, ночной ветер продувает спальню насквозь, волосы у Даши развеваются, как флаги. А сколько в ней страсти, сколько в ней огня!.. Она была замужем, у нее ребенок – груди уже не те, что в юности, но как же приятно мять их пальцами. Их мнешь, а они колышутся, их мнешь, а они колышутся. Их мнешь, мнешь, а она скачет, скачет. Все быстрей, все выше…

Артур едва сдержал стон. Не открывая глаза, расслабил мышцы, как того требовал организм после бурной встряски.

– Эй! – послышался грубый голос.

Артур осознавал, где находится. И знал, что увидит, открыв глаза. Но сейчас над зоной ночь, никто не смеет его будить просто так.

А голос знакомый. Из прошлой жизни. Может, один сон перетек в следующий?

Артур открыл глаза и в свете дежурной лампы увидел Леню Фольксвагена. И это уже не сон.

Леня стоял в проходе между шконками, нависая над ним. За ним Артур увидел двух бугаев.

– Узнаешь?

В руке у Лени тускло блеснул нож.

– Поговорим? – не задумываясь, спросил Артур.

– Поговорим, – кивнул Фольксваген.

Артур едва не загремел на строгий режим из-за своей первой судимости. Даша ему не помогала, но и не топила. Он карабкался сам. И не очень успешно. Три года общего режима – это не так уж и мало. Ему обещали два года. А Даша Рябинина даже надеялась на условный срок, но дело не сняли с контроля, да и Сурков не вышел из комы. В общем, судья проявила несговорчивость.

Зато Дашу он все-таки раскрыл, все-таки поставил галочку в ее личное дело. Но как бы она не стала его последней женщиной в этой жизни. Откуда взялся Фольксваген, его не должно здесь было быть.

А он здесь, причем со свитой. Зона вроде бы правильная, порядки строгие, на «карантин» так просто не проберешься. Значит, Фольксваген не последний в зоне человек. Значит, с ним будет ох как сложно.