Сарочку убили прямо на улице, а Дину отвели в лес, и она больше оттуда не вернулась…»

«Ой, я тебя прошу! Если их убили, так что, ты думаешь, что их уже нет? Конечно, они придут к тебе на свадьбу, доченька!»

«Деточка, твоя мама, кажется, немного не в себе», – прошептала женщина, которая сидела напротив.

«Займитесь-ка вашим вшивым сыном, золотко», – тут же парировала, Рохл.

К Лее подошёл мальчик из соседнего угла, который занял офицер под выполнение ответственного задания партии. Мальчонке было года два, и в руке он держал кусочек сахара. Он посмотрел на Лею и улыбнулся ей своей милой мордахой. В отличии от других детей из этого вагона, малыш был чистый и вызывал большое желание обнять и погладить его.

«Аркашка, иди сюда! Противный мальчишка! Ты куда ушёл? Мама сказала не уходить далеко!» – окликнула мальчика женщина.

«Да никуда он не денется, Мила. Пусть побродит».

«Вадим, ты с ума сошёл? Он сейчас вшей насобирает!»

«Выведешь, дорогая. Пусть себе стоит. Видишь, он дальше не идёт?»

Пара занялась собой и больше на мальчика не отвлекалась. Лея смотрела на мальчика и улыбалась ему. Неожиданно для девушки, Аркаша попытался влезть к ней на колени. Лея помогла мальчишке забраться и усадила его удобнее, чтобы тот не упал. Она сама еле сидела – того и гляди свалится.

«От зараза! Сидят вдвоём в свободе, так нам ещё и своего засранца подкинули!» – всё так же шёпотом возмутилась сидящая напротив Леи женщина.

«Девочка, скинь мальца. Пусть к своим идёт», – сказала другая.

«Да пусть посидит, он такой чудесный!» – ответила Лея и прижала мальчика к себе.

«Да, пусть сидит мальчонка, кому он мешает! Видать, мамке с папкой он не больно-то и нужен. Ишь, собой как заняты!» – сказала другая женщина.

Аркаша обнял Лею за шею, прижался к ней всем своим маленьким тельцем, засунул в рот ручонку с сахарком и заснул. Лея боялась пошевельнуться: она смотрела на мальчика и думала о том, что мама, кажется, права. Когда-нибудь и у неё будет муж, и она обязательно родит ему сына. Для мужчины очень важно иметь сына – об этом всегда говорила ей бабушка по отцу, намекая на то, что её невестка Рохл и в этом неудачница: родила девочку вместо мальчика.

Тем временем эшелон остановился на большой узловой станции. Мать Аркаши попросила Лею посидеть с ребёнком, потому что его жалко будить, пока они с мужем возвратятся со станции.

«На всякий случай там, в углу, узелок с документами и бельём ребёнка. Но ты не волнуйся, мы ненадолго. Поесть купим и воды принесём», – сказала она весело и стала протискиваться к выходу за своим мужем.

Прошло два часа, но ни офицера, ни его спутницы так и не было. Все стали волноваться, да к тому же Аркаша проснулся и устроил такой рёв, что все пассажиры стали друг друга спрашивать, куда же всё-таки делась Аркашина мамаша? Лея, как могла, пыталась успокоить плачущего мальчика, но безуспешно.

«Дай мне его, доця, я попробую», – протянула к ребёнку руки Рохл. Но мальчик вцепился в Лею и заорал ещё громче.

«Дура! Ты зачем взяла пацана, а? Что теперь? А если мамаша его не придёт? Адиётка, зараза. Да не ты, не реви. Мамаша его. Аидише мама никогда бы так не поступила!» – возмущалась Рохл.

«Вы на что намекаете?» – шёпотом спросила соседка, что сидела напротив.

«Да ни на шо я не намекаю. Я говорю открытым текстом. Еврейская мама никогда бы не оставила ребёнка с незнакомыми людьми».

Люди загалдели. Лея поняла, что сейчас начнётся драка, и попросила всех заткнуться. Вот прямо так и попросила: «Заткнитесь, пожалуйста!»

«Вы гляньте, люди добрые, сама хамка и хамку вырастила!»

«У них, у жидов, все дети такие! Хитрые и хамоватые!»

«Гнать её отсюда!»

Лея встала, взяла Аркашу на руки и спокойно сказала: «Пошли, мама».

И села в пустой угол, где сидели родители Аркаши. Этот угол люди, помня пистолет в руке офицера, так и не решились занять: а вдруг вернутся? Сказал же, что пристрелит. А кто знает, может, он какой контуженный: придёт и пристрелит?

Рохл гордо встала и пошла за дочерью. Они расположились в пустом углу, и Рохл достала из сумки газетный свёрток. Она осторожно развернула газету, достала сухарики, тщательно собрала все крошки в руку. Сухарик дала Аркаше, а крошки засыпала в рот Лее. Лея развязала узел, в котором были вещи Аркаши, достала сухие штанишки и переодела мальчика, который уже не орал, а тихо всхлипывал.

Лея любила малышей. Дома, в Черняхове, она всегда возилась с братьями и сёстрами своих подруг, и девочки знали, что если с малышами Лея, то всё будет хорошо.

Два дня продержали эшелон на станции, пропуская поезда с военными, но родители Аркаши так и не появились. В своём возмущении этими двумя «извергами» вагон как-то объединился. Лее и Рохл тащили, кто что мог: кусочки хлеба, картошку, воду. Все вместе ненавидели мать, которую называли не иначе как «стерва», и презирали отца. Никому и в голову не пришло, что с ними могло что-то случиться.

Глава вторая

Тётя Песя

– Мама, ты меня любишь?

– Да, мой родной. Люблю.

– Очень любишь?

– Больше всех на свете!

– А почему ты всё время уходишь?

– Мне нужно работать, сынок.

– А все работают?

– Конечно, все.

– А у Миши Степанова мама вообще не работает.

– Зато у Миши папа много работает.

– А наш папа погиб.

– Погиб, малыш.

– А на войне плохо было?

– Очень плохо. Люди погибали, их убивали, расстреливали, но, слава Богу, Красная Армия всех врагов победила. Ну всё, Аркаша, делай уроки на завтра, мама придёт через три часа. Знаешь, что такое три часа?

– Знаю, это когда маленькая стрелка будет показывать девять, а большая шесть. Мама, подожди.

Лея остановилась.

– А давай мы себе тоже папу найдём! Вот у Таньки Морозовой сначала папы не было, а потом аж целых два объявилось. Мы могли бы одного папу у них одолжить. Два папы – это же так много!

– Аркаша, не говори глупости. Никого мы у Таньки одалживать не будем. Понял? В половине девятого в постель. И чтобы домой никого не водил. Баба Маня ругать будет и выкинет нас на улицу.

– Когда я вырасту, я эту бабу Маню прибью.

– Аркадий! Это что ещё такое? Говори, откуда такие мысли?

– Это я слышал, как Гришка-пьяница на бабу Маню орал. Он сказал, что прибьёт старую стерву.

– Так и сказал?

– Так и сказал.

– Не верь, не прибьёт. Пьяный, небось, был. А все пьяницы – дураки. Всё, дорогой, мама побежала.

Лея обняла сына и ушла, тихонько прикрыв дверь в комнату. Баба Маня не любила, когда хлопали дверью.

«А годы летят, наши годы как птицы летят,

И некогда нам оглянуться назад…»

Прошло целых шесть лет с того самого момента, как молоденькая, шестнадцатилетняя Лея в поезде, идущем по степям Казахстана, набитом до отказа