вполне устраивало. Даже понравилось. Я разгуливала по дому, не думая, а не делаю ли я что-нибудь не так. Мастурбировала в спальне с открытой дверью. Читала “Плейбой” в гостиной на диване. Именно этим я и занималась, когда в девять часов вечера раздался звонок в дверь. Это был мистер Вуозо, в белой футболке и джинсах. От него приятно пахло пивом.

— Эй, — воскликнул он, — а твой папаша дома?

— Нет, — ответила я.

— У него прожектор на флаге погас. Может, передашь ему?

— Он только завтра вернется, — сообщила я.

— Завтра?

Я кивнула.

— Он уехал к своей девушке.

— А ты не слишком маленькая, чтобы оставаться ночью одной?

— Не думаю.

Он взглянул на меня.

— А ты не боишься?

Я помотала головой.

Мы помолчали. Потом он спросил:

— А что это ты там читаешь?

— Где? — растерялась я.

Он кивнул в сторону дивана, и я оглянулась.

— Да так, — выдавила я, стараясь не нарушать правила нашей игры, — ничего.

— Ничего, да? — улыбнулся он.

Я не знала, что ему на это ответить, так что тоже улыбнулась.

— Я не знал, какой из них тебе отнести, так что схватил первый попавшийся.

— Мой любимый, — сказала я.

— Правда? А почему?

— Мне нравится девушка в гольф-карте.

— Девушка в гольф-карте? — пробормотал он, словно пытаясь что-то вспомнить.

— У нее рубашка расстегнута, а она этого не замечает, — напомнила ему я.

— Ах, вот оно что, — сказал он.

Я кивнула.

— И что тебе в ней нравится? То, что она этого не замечает?

— Да, — ответила я. Я была так счастлива, что наконец могу с кем-то это обсудить. Говорить о вещах, в которых только он меня понимал.

— Ну ладно, — промолвил он, — не забудь рассказать папе про прожектор.

— А вы не хотите зайти? — спросила я.

— Нет, мне домой пора.

— А-а…

— Если что случится, звони, — предложил он.

— Хорошо, — пообещала я, лихорадочно пытаясь придумать, как же его задержать.

— Спокойной ночи, — попрощался он, но так и остался стоять на месте.

— Спокойной ночи, — откликнулась я.

Он протянул руку и легонько сжал мое плечо. А потом передвинул руку чуть ниже, провел по моей груди, развернулся и ушел.

Как только он ушел, я вернулась на диван и стала гладить свою грудь, думая о нем. Когда оргазм закончился, я вспомнила, что Мелина назвала его свиньей, и подумала, что она не права. Разве может человек, из-за которого мне так хорошо, быть плохим? Мне нравилась Мелина, и, похоже, она ужасно умная, но, наверное, чего-то она просто не понимает. В общем, я верила, что все, что приводит меня к оргазму, — хорошо. Я думала, что мое тело лучше знает, что хорошо, а что плохо.

На следующий день в столовой ко мне подсел Томас Брэдли.

— Ничего, если я к тебе присоединюсь? — поинтересовался он.

Я кивнула, и он уселся рядом. Подстрижен он был почти налысо, а его карие глаза были гораздо светлее кожи.

Мы ели молча, пока наконец он не сказал:

— Извини, что обзывался тогда. Не знаю, зачем я это делал.

— Да ладно.

— Ничего не “ладно”.

Я не знала, как на это реагировать, так что продолжала есть равиоли. Когда прозвенел звонок, Томас предложил отнести мой поднос, и я разрешила.

Всю мою посуду: и тарелку, и вилку с ножом, и пакет из-под молока — он взгромоздил на свой поднос и прикрыл сверху моим.

— Я сейчас, — предупредил он, и я так поняла, что мне надо его дождаться.

— Ну, все, — сказал он, вернувшись, и мы вместе пошли к его шкафчику.

Он спросил, можно ли ему проводить меня до моего шкафчика, а я зачем-то соврала и сказала, что уже ходила. А вообще это было приятно — делать все это не одной, а с кем-то.

На уроке социологии, когда мне стало скучно, я попробовала кончить, думая о Томасе, но у меня ничего не вышло. Все было совсем не так, как когда я думала о мистере Вуозо или о том, как меня фотографируют для журнала. Так что я сдалась и стала думать о них. Мне подумалось, что это очень удобно — по оргазму можно проверять, кого я по-настоящему люблю.

Вечером у Вуозо я проверила тампоны в туалете, так, на всякий случай, если вдруг миссис Вуозо отчаялась меня изловить. Но нет. Там все еще лежало четыре штуки. Я спустилась к Заку и сообщила, что мне на минутку нужно зайти к соседям.

— Не смей! — завопил Зак, выключая звук на телевизоре. — У нас еще полно воланчиков.

— Да я не за тем, — успокоила его я. — Мне надо узнать фамилию Мелины.

— Зачем это?

— Потому что мне нельзя ее больше называть просто Мелиной. Папа запретил.

Зак промолчал.

— Я сейчас вернусь, — пообещала я. — Ладно?

Он отвернулся и опять включил звук.

— Я ненадолго. Мне только нужно кое-что спросить, — выпалила я, как только Мелина открыла дверь.

— Давай, — сказала она, проходя в дом.

Я прошла за ней в гостиную, где она как раз расставляла книги в высоком деревянном шкафу. Я заметила на некоторых из них арабскую вязь.

— Мне надо знать, какая у вас фамилия, — сказала я.

— Пожалуйста, Хайнс. А зачем тебе?

— Просто мне больше нельзя вас называть просто Мелиной.

— Да что ты?

Я кивнула.

— Папино правило.

— Ого, — удивилась она. — У него, похоже, много правил.

— Угу.

— Ну, тогда называй меня Мелиной, когда его нет поблизости.

— Ладно, — согласилась я.

— Ну и отлично.

— Мелина? — произнесла я.

— Что?

— Если я дам тебе деньги, которые я заработала, ты сможешь купить мне тампоны?

Она помолчала секунду.

— Ну, я даже не знаю, Джасира.

— Почему нет?

— Мне не очень хочется идти против воли твоего отца.

— Но ты же только что разрешила называть тебя Мелиной, когда его нет рядом.

— Ох, боже ты мой, — вздохнула она.

— Я не понимаю, почему мне нельзя пользоваться тампонами. Они мне отлично подходят.

— А со своей мамой ты это обсудить не можешь? — поинтересовалась Мелина.

— Нет, — покачала я головой.

— Почему?

— Потому что она велит мне во всем слушаться папу.

— Она тоже из Ливана?

— Нет. Она ирландка.

— Ого, — опять сказала Мелина, — ну и коктейль.

Мне не понравилось, что разговор у нас перешел с тампонов на мою национальность, так что я сказала, что мне пора.

— Уверена?

— Да, мне нельзя оставлять Зака одного.

— Мне очень жаль, Джасира. Я хотела бы тебе помочь. Правда. Но я уверена, что ты что-нибудь придумаешь.

— Спасибо, — поблагодарила я и ушла.

Я очень разозлилась на нее, как будто она меня обманула. Она ведь заявляла, что папины правила — бред, а