«А вы не думаете, — спросил он, — что в казачьих областях могут возникнуть беспорядки?»

Правда, получив ответ, что «казаки все на стороне нового строя», царь успокоился и пошёл писать акт об отречении в пользу своего брата Михаила Александровича.

Таким был стенографический отчёт графа Нарышкина. Представляем читателю самому судить о его достоверности. Однако прежде всего нас интересует утверждение, что император внезапно, под влиянием отцовских чувств, проигнорировав законы империи, решил передать престол великому князю Михаилу Александровичу, что явилось полной неожиданностью для Гучкова и Шульгина.

Генерал Лукомский писал, как он утверждал, со слов генерала Рузского, что царь принял решение об отречении в пользу брата, буквально держа уже в руках перо, чтобы подписать отречение в пользу сына.

«В последнюю минуту, — пишет Лукомский, — уже взяв для подписи перо, Государь спросил, обращаясь к Гучкову, можно ли будет ему жить в Крыму. Гучков ответил, что это невозможно; что государю нужно будет немедленно уехать за границу.

«А могу ли я тогда взять с собой Наследника?» — спросил Государь.

Гучков ответил, что и этого нельзя; что новый государь, при регенте, должен оставаться в России.

Государь тогда сказал, что ради пользы Родины он готов на какие угодно жертвы, но расстаться с сыном — это выше его сил; что на это он пойти не может.

После этого Государь решил отречься от престола и за себя, и за наследника, а престол передать своему брату великому князю Михаилу Александровичу»[1277].

Давайте посмотрим, насколько идея о воцарении Михаила Александровича была «внезапной» для Гучкова.

Сведения о предстоящем воцарении великого князя Михаила Александровича начали поступать ещё в конце 1916 — начале 1917 годов.

Например, 19-го января 1917 года начальник Минского губернского жандармского управления докладывал в Департамент полиции: «Совершенно секретно. По полученным сведениям во вспомогательных организациях Государственного Совета идёт усиленный разговор о предстоящих переменах в правящих сферах, причём утверждается, что на место ныне царствующего Государя Императора вступит на престол Великий Князь Михаил Александрович»[1278].

По свидетельству начальника Петроградского охранного отделения генерала К. И. Глобачёва, накануне революционных событий «военные и придворные круги чувствовали надвигающиеся события, но представляли их как простой дворцовый переворот в пользу великого князя Михаила Александровича с объявлением конституционной монархии»[1279].

Полковник Б. В. Никитин вспоминал, что незадолго до революции начальник штаба Туземной дивизии, которой во время Первой мировой войны командовал великий князь Михаил Александрович, генерал-лейтенант Я. Д. Юзефович призывал беречь отважного в бою великого князя. «Берегите великого князя, — говорил Юзефович Никитину. — Мы не знаем, какие судьбы готовит ему Россия»[1280].

Генерал Юзефович, по-видимому, об этих судьбах догадывался, так как 3-го марта «случайно» принял участие в событиях, связанных с отказом великого князя от престола[1281].

Особенно эти слухи обострились в разгар февральских событий. Тот же Глобачёв вспоминает, как начальник Дворцовой полиции полковник Герарди 1-го марта открыто говорил, что речь идёт о дворцовом перевороте в пользу Михаила Александровича. «Был Николай, будет — Михаил», — сказал Герарди.

2-го марта уже упоминавшийся нами неизвестный полковник, прибывший из Петрограда в Псков, сказал генералу Дубенскому, что в Петрограде «надеются, что «временное правительство» с новым царём Михаилом (ведь его хотят на царство) лучше справится», чем император Николай II[1282].

Таким образом, мысль о передаче престола великому князю Михаилу Александровичу вовсе не могла быть для Гучкова неожиданностью.

Между тем, передача престола великому князю таила в себе большие опасности для монархического строя в России.

Ещё в 1899 году временно управляющий министерством юстиции В. Р. Завадский докладывал императору Николаю II, что великий князь Михаил Александрович не может быть по закону провозглашён. наследником, как имеющий на престол только условное право при отсутствии прямых наследников. Государь признал справедливость этих доводов[1283].

Тем не менее, из-за государственных и династических соображений титул наследника-цесаревича за великим князем был сохранён вплоть до рождения в 1904 году цесаревича Алексея.

Осенью 1912 года, после морганатического брака великого князя Михаила Александровича на дважды разведённой Н. С. Шереметьевской (Вульферт), отношения между императором Николаем II и великим князем были фактически разорваны. «Единственный брат и тот нарушил данное слово!!» — записал Государь в своём дневнике 7-го ноября 1912 года.

Великий князь не только нарушил данное им августейшему брату обещание не жениться на Шереметьевской, но и чрезвычайно обострил династический вопрос. Только что едва не умер от приступа гемофилии 8-летний сын императора цесаревич Алексей. В случае его смерти престол должен был по закону перейти Михаилу Александровичу. Теперь это становилось весьма проблематично.

В письме матери вдовствующей императрице Марии Феодоровне Николай II писал: «Я ему безгранично верил! Что меня особенно возмущает, — это его ссылка на болезнь бедного Алексея, которая его заставила поторопиться с его безрассудным шагом! Ему дела нет ни до твоего горя, ни до нашего горя, ни до скандала, который это событие произведёт в России»[1284].

Император Николай II запретил брату въезд в Россию и тайно предложил ему добровольно отречься от всех прав на престол. Однако тот под влиянием окружавших его за границей лиц от этого предложения отказался. Но дело заключалось не только в отказе самого Михаила Александровича. 16-го ноября 1912 года в своём письме императору Николаю II великий князь Николай Михайлович писал: «Много я передумал о том положении, которое создаётся от брака Миши. Если он подписал или подпишет акт отречения, то это весьма чревато последствиями и вовсе не желательными. Ведь Кирилл (великий князь Кирилл Владимирович — П. М.), как женатый на двоюродной сестре, тоже уже потерял свои права на престол, и в качестве Héritier présomptif[1285] явится Борис (великий князь Борис Владимирович — П. М.). Если это будет так, то я прямо-таки считаю положение в династическом смысле угнетающим. […] Если я позволяю себе говорить и излагать на бумаге такого рода соображения, то единственно потому, что возможное отречение от престола Миши я считаю просто опасным в