По словам Шторбека, преступники из стран бывшего советского блока «более жестокие и более агрессивные». Они успешно освоили такую форму криминальной деятельности, как компьютерная преступность, а также традиционное вымогательство, торговлю наркотиками, крадеными автомобилями, «отмывание» денег и нелегальную переброску в страны ЕС иммигрантов из других государств.

Хенрик ван Хейден.

Гаага

– Тебя, дядечка дорогой, давно пора ставить на правеж!.. – хрипло выкрикнул Нарик.

Было видно, как он истерикует, надрачивает себя и заводит – так было легче прорвать последний хлипкий шлюз в половодье беспредельного поведения. Этот шлюз возводился веками – почтение к старшему, святость родной крови, благодарность за прошлое не позволяли ни при каких обстоятельствах дать волю гневу, затопить злобе и зависти ощущение одной семьи, особого клана, единого народа.

Сейчас сквозь эту ветхую плотину, изъеденную временем, нравами и жуткими соблазнами, уже открыто сочились желтая ненависть, яростная злоба, гнойная желчь.

А Джангиров молча смотрел на него.

– Ты пальцем не пошевелил, чтобы спасти моего брата! – орал Нарик. – Тебе его кровь кажется сладкой…

С утра Нарик уже раза три шоханулся, и от этого он был в высоком приходе, и собственная наглость казалась ему бесстрашием, а четверо нетерпеливо-злобно переминающихся за спиной бойцов давали ощущение силы и надежности.

– Молодец, Нарик! – негромко похлопал в ладоши Швец, лениво усевшийся на бильярдный стол. – Хорошо, пацан, разговариваешь…

Нарик резко повернулся к нему:

– А ты, пес, вообще помалкивай! Не твое собачье дело вмешиваться, когда люди разбираются!..

Швец улыбался, глядя на вопящего Нарика. Из глубоких глазниц неярко светили мягкие, добрые глаза размером с копейку. Или с донышко пистолетной гильзы.

Джангиров скосил взгляд на Швеца, негромко ровно сказал:

– Не обращай внимания… Это не он кричит… Это наркота из него вопит…

Непонятно – то ли Джангиров задумал так с самого начала, то ли случайно получилось, но из-за расстановки людей в бильярдной напор и угрозы Нарика не казались страшными. Дело в том, что Нарик и четверо его смуглых бандюганов – стояли. Ну просто не было кресел в этой части зала! Джангиров сидел на своем высоком стульчике, привалившись спиной к стойке бара, и в такой позиции выглядел вполне внушительно. Дополнительные полметра, дарованные мебелью, снимали ощущение от его внешности, как о ярком представителе высших насекомых: тяжелая головогрудь на плотненьком брюшке-жопе – и сразу коротенькие ножки, будто впопыхах подвязанные к этому кое-как собранному корпусу. Швец полулежал на бильярдном столе – впереди, чуть справа. За Джангировым лениво маячил Десант, равнодушно-медлительный, будто сонный. Так дремлют кобры. А вообще-то Десант мог бы вполне сойти за отдыхающего в пересменке бартендера, если бы не держал в руках вместо коктейльного шейкера штурмовое ружье Моссберга.

Так и разбирались – Джангиров сидя, а Нарик и его клевреты – стоя. И Нарик боялся, что от этого его угрозы могут выглядеть туфтой и «терка» получится безрезультатной.

К нему подсунулся смазливый быстрый парень с острыми чертовыми ушками и красным шрамом через все лицо, от угла рта до уха.

– А что с твоими деньгами, Нарик-джан? – громким горестным фальцетом воскликнул он.

– С деньгами? Скрысятничал мой дядя деньги!.. Отцовское наследство! Мои и брата деньги!..

Джангиров сморщился, как от колики.

– Подавись ими! – орал Нарик. – Мы тебе подарим длинный полированный ящик с шелковой обивкой… Положишь их туда вместе с собой! Хотя тебе не нужен длинный гроб, тебя можно хоронить в старом чемодане…

О! Вот это было сильное заявление! Десант за стойкой клацнул затвором, Швец перекатился по столу на живот и пришел в «позицию № 3 – стрельба лежа», нариковская хива мгновенно выхватила пистолеты. Джангир поднял руку, стало слышно, как по-мушиному назойливо гудит трансформатор люминесцентной лампы.

– Мао Цзэдун сказал, что все несчастья мы навлекаем на себя, открывая свой рот… – разомкнул Джангир бескровные тонкие губы. – Чего ты хочешь, сынок?

– Я хочу, чтобы ты спас Ахата, моего брата! – сказал затухающим голосом Нарик, понт уходил из него, нужна была срочно доза, ему позарез нужно было сейчас ширнуться беленой, и парень с чертовыми ушками протянул ему две таблетки «экстази». Нарик сглотнул их, не запивая, вздохнул, как пловец, и снова заорал: – Твоего племянника! Сына твоей сестры! Кровь родную!.. Если эти слова еще чего-нибудь значат! Ты всегда врал и хвастался, что ты криминалиссимус! Что ты в Кремле ногами двери отворяешь!.. Так спаси брата!.. Иначе я тебя из автомата на ломти нарежу!..

Джангир с горечью и отвращением смотрел, как на кончике носа Нарика дрожит наркоманская сопля – организм плакал ядом.

Остроухий черт со шрамом встрял без разрешения:

– И деньги!

– О деньгах я и не упоминаю! – заревел Нарик. – Деньги ты мне должен – отдай… Я – вор в законе, и за меня вся масть будет мазу держать… Мне западло с крысятника долг не взять…

Швец громко засмеялся:

– Нарик, блатные говорят, что кого в зоне короновали, у того венец золотой. А кто на воле покупал, у того – жестяной…

Джангир жестом оборвал его и спокойно спросил:

– Сколько же я тебе, сынок, должен?

Нарик не успел ответить, как черт с ушами выскочил:

– Копейка в копейку – один миллион двести тысяч баксов…

Джангир не удержался, переспросил:

– Это по какому же расчету?

– По семейному… Тех денег, что тебе отец дал на сохранение… таксомоторный парк можно было купить… Понятно?

– Понятно… – смирно кивнул Джангиров, молчал, о чем-то думал. – Шальные, больные времена…

Нарику показалось, что Джангир в уме считает деньги.

– Ты мне рога не мочи! И не вздумай торговаться со мной… – презрительно сказал Нарик. – Я не успел тебе сказать, что мы тут по случаю прихватили твоего соленого америкашку, армяшку с Авлабара…

– Зачем это тебе? – спросил Джангиров.

– Мне он ни за чем – он тебе очень нужен… Поэтому, клянусь Всевышним, он ни на один час не переживет моего брата… Если ты не спасешь Ахата, знай это твердо…

Черт со шрамом радостно заулыбался:

– Сам его исполню…

– Слушай, тебя, кажись, кличут Мамочкой? – неожиданно подал голос Швец. – Наслышан я о тебе…

– Добрая слава не лежит, а бежит, – весело осклабился, задвигал по щеке красным шрамом Мамочка.

– Ну да! – согласился Швец и показал на его шрам на морде. – Вижу, что за славу твою тебе уже пасть рвали… А я справедливость люблю… Как только шеф дозволит, я тебе обязательно порву пасть с другой стороны… Перед смертью… Знаешь, как Христос вам заповедовал: если тебе порвали пасть слева – подставь правую…