Во время этого долгого и тяжелого пути Массена был очень озабочен той опасностью, которой постоянно подвергалась госпожа X. Ее лошадь несколько раз падала. И все из-за камней, которые в темноте нельзя было рассмотреть. Женщина мужественно поднималась, хотя ушибалась очень сильно. В конце концов падения стали такими частыми, что она уже не могла не только сидеть на лошади, но и идти пешком. Пришлось гренадерам ее нести. А что было бы с ней, если бы на нас напали? Главнокомандующий, заклиная нас не бросать госпожу X, несколько раз повторял нам: «Какую ошибку я совершил, взяв женщину на войну!» Под аккомпанемент этих причитаний мы и выбрались из ситуации, в которую попали, благодаря маршалу Нею.

Мое ранение при Миранда-ду-Корву. — Сражение при Фош-ди-Арунсе. — Новые планы Массены. — Сопротивление и отстранение Нея

На следующий день, 14 марта, Массена, выдержав довольно сильную атаку, предпринятую против его арьергарда, разместил основные силы своих войск на сильной позиции перед Миранда-ду-Корву, чтобы дать артиллерии и экипажам время пройти через дефиле, расположенное сразу за этим местом. Видя, что французская армия остановилась, лорд Веллингтон выдвинул значительные силы. Все предвещало серьезное дело. Массена, желая дать распоряжения своим командующим, созвал их к себе. Трое из них быстро прибыли, только маршал Ней заставлял себя ждать, и главнокомандующий послал коммандана Пеле и меня к нему, чтобы пригласить его приехать как можно быстрее. Это поручение, которое казалось таким легким, чуть не стоило мне жизни…

Французская армия располагалась несколькими линиями на местности, напоминающей амфитеатр, трибуны которого полого спускались к бурному ручью, разделяющему два широких холма, по вершинам которых можно было пройти войскам, хотя они и были покрыты лесом. Там проходили обходные дороги, ведущие в Миранду. Когда мы с Пеле галопом выехали исполнять приказ главнокомандующего, вдали показались английские стрелки. Они двигались с намерением атаковать оба холма, наши войска готовились их защищать. Чтобы с большей уверенностью не пропустить маршала Нея, мы с моим товарищем разделились. Пеле поехал по левой дороге, а я по правой, и мне надо преодолеть широкую поляну, на которой находились наши аванпосты.

Узнав, что маршал Ней четверть часа назад здесь проезжал, я счел своим долгом поехать ему навстречу и уже надеялся встретиться с ним, когда несколько ружейных выстрелов прозвучали у меня над головой… Я был близко от неприятельских стрелков, разместившихся в лесу рядом с поляной. Хотя я знал, что маршала Нея сопровождает сильный отряд, я забеспокоился о нем, боясь, как бы англичане его не окружили. Но затем я увидел его на другом берегу ручья, рядом с ним был Пеле, и они оба направлялись к Массене. Уверенный, что приказ главнокомандующего выполнен, я собирался уже вернуться в штаб, когда молодой английский офицер из стрелков направил рысью свою лошадь ко мне и крикнул: «Подождите, господин француз, я хочу сразиться с вами!» Я даже не повернул головы на такое фанфаронство и поскакал к нашим аванпостам, стоящим в пятистах шагах позади… Но англичанин преследовал меня, осыпая оскорблениями! Сначала я не обращал на них внимания, и тогда офицер воскликнул: «По форме я вижу, что вы служите у маршала Франции. Я напечатаю сообщение в лондонских газетах, что одного моего присутствия достаточно, чтобы обратить в бегство трусливого адъютанта Массены или Нея!»

Признаю свою ошибку. Я не смог хладнокровно стерпеть эту дерзкую провокацию и, выхватив саблю, в ярости бросился на противника. Когда я почти его настиг, я услышал за спиной шум. Из леса выскочили галопом два английских гусара и отрезали мне путь к отступлению… Я попал в ловушку! Я понял, что только энергичная защита может спасти меня от позора попасть в плен по своей собственной вине на виду у всей французской армии, наблюдающей за этой неравной битвой. Я бросился на английского офицера… мы схватились… он нанес мне рубящий удар по лицу, я всадил ему саблю в горло… его кровь хлынула на меня ручьем… и мой обидчик, упав с лошади, глотал пыль в предсмертной агонии! Однако гусары наносили мне удары с двух сторон, целясь в основном по голове. За несколько секунд мой кивер, сумка и ментик были все изрублены, хотя сам я еще не был задет ударами их сабель. Но вот старший из них, солдат с седыми усами, воткнул-таки острие своей сабли больше чем на дюйм в мой правый бок! Я нанес ему ответный сильный удар, острие моего клинка, чиркнув по его зубам, так как в этот момент он кричал, чтобы подогреть себя, прошло между челюстями, рассекши ему губы и щеки от уха до уха! Старый гусар быстро ускакал, чему я очень обрадовался, так как из двоих нападающих он был самым предприимчивым и храбрым. Когда молодой остался со мной один на один, он поколебался одно мгновение. Наши лошади коснулись головами, и он понял, что если он повернется ко мне спиной, чтобы вернуться в лес, то подставит себя под удар. Но он решился на это, так как увидел французских вольтижеров, спешащих мне на помощь. Но он не избежал ранения, в запале я преследовал его несколько метров и проколол ему плечо, что, видимо, заставило его скакать еще быстрее!

Во время этой схватки, которая произошла быстрее, чем это получается на словах, наши застрельщики бросились меня выручать. С другой же стороны, на том месте, где погиб офицер, появились английские стрелки. Обе группы стали палить друг в друга, и я мог получить пулю с любой стороны. Но мой брат и Линьивиль, увидев с высоты занимаемой французами позиции, как я сражаюсь с офицером и двумя гусарами, поспешили ко мне. Мне нужна была их помощь, так как я потерял столько крови из раны в боку, что уже начал терять сознание и не мог держаться на лошади, если бы они меня не поддержали.

Как только я оказался в штабе, Массена взял меня за руку и сказал: «Хорошо, даже слишком, так как высший офицер не должен подвергать себя опасности, сражаясь на саблях на аванпостах». И он был прав! Но когда я рассказал ему, почему дал себя спровоцировать, Массена смягчился, а кипучий маршал Ней, вспомнив время, когда он был гусаром, воскликнул: «Право же, на месте Марбо я поступил бы так же!..» Все генералы и все мои товарищи проявили ко мне интерес и подходили ко мне, пока доктор Бриссе меня перевязывал.

Рана на щеке была легкой, она затянулась через месяц, оставив едва заметный след вдоль левого бакенбарда. Но удар саблей в правый бок был опасным, особенно при отходе войск, когда мне приходилось все время сидеть в седле, не имея возможности отдохнуть, как это требовалось раненому.

Таков был, мои дорогие дети, результат моего сражения или, скорее, безрассудства при Миранда-ду-Корву. У вас хранится кивер, который был на мне тогда. На нем множество следов от сабельных ударов, которые не пожалели для меня те два английских гусара! Я долго хранил также и мою ташку, на ремне которой остались следы от трех режущих ударов. Но потом она затерялась.

Я сказал, что в тот момент, когда меня послали на поиски маршала Нея, французская армия, развернутая на позиции, возвышающейся над Миранда-ду-Корву, ждала атаки противника. Но сражения не было. Веллингтон, вероятно, смущенный потерями, понесенными в предыдущие дни, остановил свои войска. Тогда Массена решил воспользоваться надвигающейся ночью, чтобы его солдаты затемно прошли через город и длинное дефиле Миранда-ду-Корву. Мое положение было очень тяжелым. Я провел в седле два предыдущих дня и ночь, и теперь, серьезно раненному и ослабленному большой потерей крови, мне пришлось опять провести ночь в седле. Дорога была ужасной. Она была совершенно переполнена повозками, экипажами, артиллерией, многочисленными войсковыми колоннами, на которые в глубокой темноте я наталкивался каждую минуту. В довершение несчастья началась сильная гроза! Дождь промочил меня насквозь, холод пронзил до костей, и я дрожал на лошади, с которой я не осмеливался слезть, чтобы согреться, так как не был уверен, что у меня хватит сил взобраться на нее снова. Добавьте к этому сильную боль, которую доставляла мне рана в боку, и вы хотя бы немного представите себе мое состояние той суровой ночью.