Как в бреду Илья, изловчившись, оперся на руки и неистово размахнулся ногой. Краем глаза он успел увидеть словно высеченное из камня лицо Монгола. Кротов промахнулся, и его ступня угодила третьему врагу не в голову, а в живот. Удар получился не таким сильным, как хотелось бы, а поскольку спорт, если не считать шахмат, всегда давался мальчику плохо, – вообще не мог причинить боли. Но лошадиная ухмылка тут же исчезла с лица его старого знакомого: видимо, он не ожидал от Кротова такой прыти. Схватившись за живот, он пошатнулся и молча отошел в сторону.

Илью совсем покинули силы. Он застыл на полу, мучаясь оттого, что замешан в таком низком деле. Ему было обидно и горько. Коренастая фигура старика высилась над ним, лицо его не выражало ни злобы, ни осуждения, лишь глубокую печаль. И это было хуже всего.

Не говоря больше ни слова, Монгол протянул руку. Она была теплой, сухой и морщинистой. Илья поднялся, стараясь не глядеть на лицо старика.

Вокруг все еще кричали и шумели. Начались уроки, и многие, забыв уже о драке, входили в классы. Кротов готов был расплакаться от стыда, но держался, чтобы не дать врагам повода для радости.

Как Илья подошел к дверям класса и как в руке его снова оказался испачканный рюкзак, он не помнил. Заходя вместе с толпой в кабинет, мальчик находился словно в забытьи. Одноклассники, как пингвины, раскачивались перед ним из стороны в сторону.

Скоро все двери закрылись. Некоторое время из классов слышался приглушенный гул, и наконец в рекреации наступила полная тишина.

Молчало и пианино.

Еще одна перемена прошла, а жизнь продолжалась.

Каучуковая Дама

Маргарита Генриховна, подбоченившись, глядела, как старик карабкается вверх по стремянке.

– Мне казалось, ваша работа в том и заключается, чтобы вовремя устранять подобного рода поломки. Вы представляете, что было бы, если бы дверца упала на голову ребёнка?

– Старик давно говорил, что шкаф слишком древний. Но его не слушали! – отвечал Монгол, громко сопя и накрепко прикручивая помятую дверцу. – Можно починить что угодно, но, когда каждая часть нуждается в ремонте, человек бессилен со своими шурупами.

– К сожалению, новая мебель в нашей школе в ближайшее время не появится. Остаётся только бережно относиться к тому, что есть.

– Маргарита Генриховна совсем не слышит старика! Ему придётся пойти к директору, чтобы какой-нибудь новый-старый учитель не пострадал!

– И вы тоже будете пугать меня директором?

Монгол проворчал что-то невнятное.

– Ладно, – смягчилась она, – я поговорю с завхозом: возможно, кто-нибудь из родителей захочет поставить нам новый шкаф.

Она огляделась и села за учительский стол.

Наедине с собой она прислушалась к ноющей боли в груди и привычно представила, что её нет. Но это не помогло.

В тот день, когда приезжал глава образования и не оставил ей ничего, кроме новых обязанностей и прогулки на «скорой», Маргарита Генриховна решила было уйти на больничный. Но укол, сделанный санитарами, вернул ей силы, и следующие пять дней она являла собой пример образцового трудолюбивого работника гимназии. В дальнейшем приступы стали возвращаться.

Утром ей было так худо, что она испугалась – как бы не повторилась история со «скорой». Но этого надо избегать: ещё один промах – и руководство всерьёз задумается о её профессиональной пригодности.

Чтобы больше не искушать судьбу, она для себя твердо решила уйти сегодня пораньше и показаться врачу.

Нужно было только проконтролировать, чтобы починили шкаф, и тогда можно будет…

Нечеловеческий крик сотряс стены гимназии.

В следующую секунду в класс ворвалась женщина с красным гневным лицом и выпученными глазами:

– А! Вы здесь, Маргарита Генриховна! О-очень хорошо!

Наталья Борисовна буквально заволокла следом мальчишку, который, как показалось завучу, пытался держаться с некоторым достоинством и, поймав равновесие, сложил руки на груди, глядя прямо перед собой.

– Что стряслось? – Когда кто-нибудь другой выходил из себя, Маргарите Генриховне удавалось сохранять полное спокойствие.

– Он… он ударил девочку. Отобрал у неё печенье! – задыхаясь, выпалила Несмехова.

– Как?! – Завуч огорчённо покачала головой на короткой шее. Она попыталась вспомнить, как зовут мальчика, но не смогла. – Тайком?

– Явно! – рявкнула Наталья Борисовна. – На моих глазах.

– Разве мама не учила тебя, что девочек обижать нехорошо?

– Учила, – чётко, высоким голосом проговорил мальчик. – Но я не хотел её обижать, я только выбил из её рук печенье.

Женщины недоумённо переглянулись. Маргарита Генриховна усилием воли не позволила себе закипеть.

– Зачем ты это сделал?

Мальчик, вместо ответа, посмотрел в сторону, где стоял Монгол.

Старик уже слез со стремянки и наблюдал за происходящим.

– Боюсь, вы меня не поймёте.

– Что?! – Наталья Борисовна подошла к завучу вплотную и зашептала: – По-моему, нужно немедленно вызывать родителей, Маргарита Генриховна.

– Как его зовут?

– Илья Кротов. Мне про него много известно. Это он в начале года подрался в рекреации, рядом со старым пианино.

– Илья всё сделал правильно! – пискнул ещё один голосок.

Маргарита Генриховна только сейчас заметила, что в классе стоит девочка с волосами как солома. Любу она знала уже давно. Когда та была помладше, то частенько заглядывала к ней в кабинет, корчила рожицы и хохотала. Завуч строго запрещала ей кривляться в таком серьёзном месте. Но при чём здесь девочка?

Женщины наперебой принялись выяснять, кто давал ей право говорить и почему она перебивает взрослых, Илья тоже пытался вставить слово, как вдруг трескучий и сухой голос заставил всех замолчать. Монгол, собирая стремянку и громыхая жестью, начал напевать какую-то степную песню, совершенно не обращая на присутствующих внимания.

Маргарита Генриховна побледнела, окончательно сбитая с толку:

– Вы… Потише, пожалуйста. Мы… Вы нам