«Творится чёрт знает что! Дети скрывают какие-то тайны, сотрудники поют песни посреди важного разговора! Сумасшедший дом, а не гимназия!»

Старик оглянулся:

– О! Простите! Старик может иногда увлечься! Давайте слушать девочку! Она много видит вокруг. Очень внимательная девочка! Расскажи, что ты знаешь.

– Давайте без «давайте»! – выпалила Маргарита Генриховна, однако, как и все остальные, вопросительно взглянула на Любу.

Не теряя ни секунды, ученица выпалила:

– Печенье было отравлено.

Мгновение царила тишина. Затем Наталья Борисовна, внимательно глазами изучив Любу, сказала:

– Теперь я вспомнила – это ты стояла за дверью, когда он ударил девочку линейкой. Не знаю, что вы задумали, но врать взрослым нехорошо. Послушай меня, не нужно выгораживать того, кто совершает зло. Мальчик не умеет держать себя в руках, он бросился на чужую еду так, как будто его дома не кормят!

– Мама может подойти сегодня? – добреньким голосом пропела Маргарита Генриховна, пристально глядя на Илью.

Мальчик, сжав губы, кивнул.

– Идём со мной. Будем ждать её в моём кабинете.

Наталья Борисовна с чувством выполненного долга направилась к выходу. За ней следом пошла завуч. Её снова остановил тот же трескучий голос:

– Старик мог бы проверить, яд там был или нет. Он разбирается в травах.

Маргарита Генриховна окинула взглядом уборщика, держащего наперевес тяжёлую стремянку, и поморщилась. Ей всегда было неловко находиться с ним в одном помещении. Кто знает, какое прошлое у этого странного человека?

– Занимайтесь своим делом. Воспитательная работа вне вашей компетенции.

Старик кивнул и ответил чуть слышно:

– Мальчик был прав: вы его не поймёте…

«Дети – мастера фантазировать, – думала Маргарита Генриховна, устало щурясь на мигающую лампу в коридоре и переставляя отяжелевшие от сидения ноги. – Они могут вообразить, что красная ковровая дорожка, постеленная на пол, – это текущая лава…»

– Ты позвонила ему? – услышала она шёпот Ильи за своей спиной.

– Позвонила, но Кирилл Петрович не взял трубку.

– Ух! – вздохнул мальчик. – Придётся мне самому.

Завуч резко повернулась:

– Люба, я, кажется, не приглашала тебя вместе с нами. Или ты тоже хочешь, чтобы твоих родителей вызвали в школу?

Девочка пожала плечами:

– Мне всё равно.

– Марш домой.

Люба ещё мгновение колебалась, затем отстала.

– Будь осторожна, – снова услышала Маргарита шёпот Кротова за своей спиной. – Они могут ждать тебя на улице.

– Я знаю… – слабым голосом ответила девочка.

Маргарита Генриховна обернулась, но Люба была уже далеко, а Илья шёл, потупившись в пол.

– Как называется ваша игра? – натянуто улыбнулась завуч.

– Какая игра? – не понял мальчик.

Через час подошла мать Кротова. Женщина лет тридцати с большими тёмными глазами, как у сына, и мягкими чертами лица. Она волновалась, отвечала невпопад и постоянно откидывала со лба падающую чёлку.

Однако когда начали обсуждать проблему, Кротова проявила крайнюю сдержанность и осторожность.

Маргарита Генриховна, почувствовав напряжение, избрала деликатный подход:

– Вы ведь верите свидетельству учительницы, которая утверждает, что он ударил деревянной линейкой девочку из младших классов?

– Верю. Он сам сказал мне.

– Неужели вы не говорили ему, что обижать девочек неправильно?

– Мой сын никогда бы не стал обижать девочку. Он выбил из её рук печенье с какой-то целью. Думаю, у него не было выбора или он попал в неприятную ситуацию. Быть может, его спровоцировали.

Она опустила глаза.

«Все вы поёте об одном». – Маргарита Генриховна открыла было рот, но её опередили:

– Знаю, что моё отношение к проблеме кажется вам предвзятым, но я не верю, что мой сын способен на такую низость.

Маргарита Генриховна откинулась в кресле и задумчиво посмотрела вдаль. Она должна была уже быть у врача. Скоро за окном начнёт темнеть.

– Если бы вы знали, сколько раз я слышала подобные слова. «Мой сын не способен на такое» или «Моя дочь никогда бы так не поступила», но часто случается обратное: дети ведут себя в школе совсем не так, как дома. Всё дело в том, что они поставлены в совершенно другие условия. Не так давно был случай, когда ученик принёс в школу пистолет, – его отец по возвращении из командировки не мог поверить, что сын осмелился взять оружие из дома без спроса. Пистолет, кстати, потерян, а мальчик у нас больше не учится, по многим причинам…

– Я понимаю. Но всё-таки надеюсь, что Илья не настолько глуп, чтобы забирать печенье у маленькой девочки силой на глазах учительницы.

Завуч посмотрела на мать Кротова и увидела в выражении её лица холодную решимость. Маргарита Генриховна сложила бумаги в стопку и постучала ею о стол.

– Меня больше волнует безопасность других детей. Можете ли вы провести беседу с ребёнком, чтобы подобное не повторилось?

– Я сделаю всё возможное, – мать Ильи поднялась, – до конца года. Позднее в этом не будет никакого смысла.

Маргарита Генриховна сощурилась:

– Почему?

– Мы собираемся сменить школу. У Ильи успехи в математике, и мы переходим в гимназию с математическим уклоном.

Она слегка поклонилась и вышла за дверь.

Внезапная мысль взбудоражила Маргариту Генриховну. Она поспешно начала перебирать бумаги у себя на столе.

«Кротов. Кротов. Илья Кротов».

Копия диплома победителя международной олимпиады застыла у неё в руке. Такое случается раз в двадцать лет.

Так вот где она его видела! Неужели это тот же мальчик, которому недавно она лично вместе с директором вручала награду?

На душе Маргариты Генриховны заскребли кошки.

«Мы не можем терять таких учеников».

Она