коротким движением провела рукой по его волосам. Он услышал мягкий звук удаляющихся шагов. Но не смог попросить её не уходить.

Затем голоса разделились, Кирилл понял, что женщины пошли на кухню, а мужчина вошёл к нему в полутёмную комнату.

– Кто тебя так?

Озеров приоткрыл здоровый глаз и совсем рядом различил широкое лицо отца Матвея с его всегда задумчивым и одновременно детским выражением.

– Не поверите, – сказал Озеров, пытаясь говорить так, словно ничего особенного не случилось, – деревянная дверца от шкафа.

Отец Матвей вздохнул и с шумом сел неподалёку в кресло.

– Помню, в детстве я бежал с палкой, оступился и сам себе поставил синяк под глазом. Пришёл в школу, а учитель мне говорит: «Матвей, ну что, опять подрался?» – «Нет! – отвечаю. – Я случайно на палку упал». А учитель смеётся: «Ну-ну, рассказывай!» Так обидно было, что он не верит…

– Неужели вы в школе часто дрались? – спросил Озеров, стараясь дышать не слишком шумно, чтобы не выдавать своих мучений.

– А что, не похоже? – По голосу Кирилл понял, что он улыбается. – Было дело. Приходилось защищаться.

Они посидели немного в темноте. Как Озеров ни старался сидеть тихо, а всё равно ёрзал и сопел, потому что боль не угасала.

Отец Матвей сидел метрах в трёх от него неподвижно, как гора, едва различимая на фоне вечернего неба. Неожиданно для себя Кирилл почувствовал, что его собеседник тоже закрыл глаза и молчит не просто потому, что ему нечего сказать, а оттого, что не хочет тревожить больного.

«Возможно, сейчас он молится. Молится обо мне».

Эта странная мысль вдруг поддержала Озерова, хотя ему было и непривычно, чтобы о нём в его же присутствии кто-то молился. Но во всяком случае, сейчас ему спокойнее было от тихой молитвы, нежели от любого разговора.

Прошло довольно много времени, прежде чем Кирилл счёл, что невежливо столько молчать с гостем, к тому же ему стало полегче. Он приподнял голову и высказал одну мысль, которая после их прихода постоянно крутилась у него в голове:

– Как вы думаете, Матвей Сергеевич, болезни даются человеку как расплата за грехи или как испытание?

Отец Матвей улыбнулся в темноте.

– Иногда как время на передышку. Бывает, что для человека это единственная возможность ненадолго отойти от рутинных дел и посмотреть на свою жизнь со стороны.

– Посмотреть у меня теперь вряд ли получится.

И снова улыбка. Кирилл не видел её, но слышал – как взмах крыльев мотылька. Заскрипело кресло, отец Матвей наклонился вперёд.

– В Евангелии от Матфея есть один момент, который я очень люблю. Человек слепой от рождения был исцелён Христом и видел то, чего не могли видеть фарисеи, очень образованные и влиятельные люди своего времени, – а видел он, что с ним произошло настоящее чудо. Фарисеи же из кожи вон лезли, чтобы представить случившееся как обман. Иногда человек может быть слепым, даже имея два здоровых глаза. Увидев однажды истину, мы найдём тысячи причин, чтобы засомневаться в ней. Вот я о чём.

Боль снова вернулась и заставила Кирилла говорить несколько откровенней, чем он сам от себя ожидал:

– Когда Бог исцеляет слепых, мне проще поверить в Его милосердие, нежели когда Он делает человека слепым.

Отец Матвей встал и медленно подошёл к окну. Молодой человек слегка приоткрыл здоровый глаз и едва различил его высокую сутулую фигуру. В комнате было тихо, с кухни слышался звон посуды. Отец Матвей кашлянул в кулак.

– Тогда для тебя подойдёт другая история. О человеке по имени Савл. Он гнал первых христиан, сажал их в тюрьмы и даже наблюдал, как иных побивают камнями. Представь себе, он был убеждён, что тем самым служит Богу. Проще говоря, он совсем не подозревал, что мчится в противоположном направлении…

Кирилл подался вперёд.

– И что с ним стало?

– По дороге в Дамаск, куда он ехал с намерением погубить учеников Христа, его ослепил яркий свет, и Бог сказал ему прямо: «Савл, зачем ты гонишь меня? Трудно тебе идти против рожна». Скоро к этому человеку вновь вернулось зрение, до сих пор он известен нам как апостол Павел, самый упорный и смелый ученик Христа.

Они посидели в тишине, только слышно было, как на кухне позвякивает посуда.

Боль не оставляла выбора, и молодой человек сказал:

– Наверное, я тоже не знаю, куда мчусь. Если бы меня ослепил свет с неба и Бог прямо сказал мне, что делать… Но на меня всего лишь упала дверца от старого шкафа, и пока я не знаю, почему это случилось…

Отец Матвей подошёл к нему и, наклонившись, взял за плечи:

– Терпение, мой друг. Иногда лучше на время ослепнуть, чем думать, что ты всё уже на этом свете видел и знаешь.

Фаина

Она пересекла дорогу, прошла через железную калитку и оказалась за оградой соседней гимназии.

Настроение было дурное – надо же довести её до такого наваждения: все эти мысли и сны о мальчике-пророке, все эти записи, сделанные ручкой-невидимкой! Теперь пришло время расставить всё по своим местам.

Фаина думала, что ей придётся заходить в местную учительскую, где у неё было немало знакомых, и расспрашивать о зеленоглазом мальчике, из-за которого она чуть не поверила в собственное безумие, но на этот раз ей сопутствовала удача.

В гурьбе мальчишек, играющих во дворе, Фаина без труда узнала барахтающегося в сугробе маленького «пророка».

Она даже удивилась, как легко на этот раз нашла его.

Через минуту зеленоглазый паренёк буквально был припёрт к стенке, причём так, что ноги его болтались.

– Ну-ка скажи своё имя, малец.

– Кеша. Я ведь вам уже говорил! Почему вы прижали меня к кирпичам?

– Помолчи!