Несмотря на незначительную численность, Коммунистическая лига стала ареной ожесточенных внутренних дрязг, которые, как выяснится позже, оказались характерной чертой всего «троцкистского движения» и были результатом малочисленности, замкнутости, неудовлетворенности результатами собственной деятельности и стремления обвинить в неудачах кого-нибудь другого. Троцкий был раздражен внутренними конфликтами в организации, которую считал своим первым детищем. Он пытался сохранить позицию посредника, заботливого отца, но эта роль ему не очень удавалась.

Главными соперничавшими фигурами были Молинье и Навилль. Принципиальных расхождений между ними не было, но оба вместе со своими друзьями и приверженцами стали распространять друг о друге всевозможные порочащие слухи. Учитывая то первое благоприятное впечатление, которое Молинье произвел на Троцкого на Принкипо, нежелание расставаться с собственными иллюзиями, политическое упрямство, да и, вероятно, в какой-то мере чувство вины перед Раймоном из-за того, что его сын увел у Молинье жену, нетрудно понять, почему симпатии Льва Давидовича оказались на стороне Молинье, хотя Троцкий пытался это скрыть, призывая соперников к примирению.

Между тем обнародовались факты, что Раймон Молинье вместе с братом Анри, также объявившим себя «троцкистом», наряду с политической деятельностью занимались неприглядными коммерческими делами. Они владели так называемым Французским институтом сборов — фиктивной организацией, на самом деле занимавшейся скупкой по дешевке просроченных счетов и вышибанием денег у должников путем угроз и клеветы.[1205] Если добавить, что для Молинье были характерны истерические вспышки (однажды во время дискуссии он опрокинул на Навилля стол, за которым сидели диспутанты[1206]), то картина представится еще более живописной.

Молинье, однако, удивительным образом сочетал свои предпринимательско-преступные авантюры с личной преданностью Троцкому. Обладая недюжинными организаторскими способностями, имея широкие связи в Париже, знакомства в различных кругах, он нередко приходил на помощь Троцкому, когда это становилось необходимым.

Тем не менее, вопреки усилиям Молинье, в Национальном комитете Коммунистической лиги положением овладел Навилль, который еще в начале лета 1930 года попытался даже исключить Молинье из организации. Троцкий воспротивился этому, ссылаясь на принципы «внутрипартийной демократии». 26 июня 1930 года он писал Навиллю, что тот, мол, собирается устроить путем исключения Молинье некий переворот в Лиге.[1207] В конце концов оба деятеля были приглашены в гости к Троцкому и заключили устное соглашение, шутливо названное «принкипским миром». Национальная конференция Лиги в октябре 1931 года одобрила мир, но сразу после конференции споры вспыхнули с новой силой.

Ситуация во французской Лиге была своего рода моделью для организаций, объединявших последователей Троцкого, в других странах.

Еще одной страной, в которой Троцкий рассчитывал на успешное развитие организации своих сторонников, была Германия.

Как и во Франции, в первые годы большевистской власти Троцкий пользовался у германских коммунистов большим авторитетом. После его поражения в 1923 году сторонники Троцкого были от руководства компартией Германии отстранены. Во главе партии встали Рут Фишер и Аркадий Маслов, которые вначале считались креатурой Зиновьева. Однако подобно герою анекдота, на вопрос анкеты: «Были ли колебания в проведении линии партии?» ответившему так: «Колебался вместе с линией», чаша весов этой группы колебалась вместе с чашей председателя Коминтерна. После поражения «новой оппозиции» в РКП(б) стала гаснуть звезда и ее германских ставленников. Маслов и Фишер были объявлены фракционерами, и к концу 1926 года почти всех их сторонников исключили из КПР.

В марте 1928 года германские коммунистические диссиденты провозгласили создание своей организации Ленинбунд (Ленинский союз). Его лидерами стали вначале Фишер, Маслов, а также Гуго Урбане, который в КПГ занимал второстепенные позиции, но получил известность благодаря исключению из партии. Именно Урбане выдвинулся на первый план в Ленинбунде, так как Фишер и Маслов в том же году порвали с этой организацией, надеясь, что будут вновь приняты в компартию, ибо получили на этот счет уклончивые обещания. Этого, однако, не произошло — в КПГ они восстановлены не были, но и возвратиться в Ленинбунд им воспрепятствовал Урбане.[1208]

Под руководством Урбанса началось издание двух периодических органов — газеты «Volkswille» («Воля народа») и журнала «Die Fahne des Kommunismus» («Знамя коммунизма»). Оба издания ориентировались на Троцкого. Почти в каждом номере печатались его статьи.

Но в самом Ленинбунде, а также между Урбансом и Троцким возникли серьезные разногласия. Они касались оценки положения в СССР, статуса оппозиции и т. д. После устройства на Принкипо Троцкий приглашал Урбанса посетить его, но немецкий деятель, понимая, что такой визит, скорее всего, приведет к его капитуляции и подчинению сильной воле международного лидера, от визита уклонялся. В конечном итоге произошел разрыв. Личная корреспонденция сменилась сначала «открытыми письмами», полными полемики, а затем разоблачительными статьями в прессе. Именно в ходе дискуссий с Урбансом возник вопрос, который позже активнейшим образом дебатировался десятки лет в кругах сторонников Троцкого, — произошел ли уже советский «термидор» или только может иметь место. Если отбросить словесную шелуху, спор велся о том, осуществил ли Сталин контрреволюционный переворот или таковой только угрожает советскому строю. Вопреки сугубо критической позиции Урбанса, Троцкий придерживался твердого мнения, что государственная экономика СССР носит социалистический характер, а «термидор» представляет только потенциальную опасность.[1209]

По мере нарастания расхождений с Урбансом Троцкий стал предпринимать усилия, чтобы найти в Ленинбунде подходящего руководителя и уговорить руководство заменить Урбанса «более достойной личностью». В «разведывательную» поездку в Германию отправился летом 1929 года Альфред Росмер, в то время еще горячий сторонник Троцкого. Впечатление на Альфреда Урбане произвел неблагоприятное. 4 августа Росмер писал Троцкому, что «долгая беседа… была болезненной и неприятной», Урбане вел себя как «подлинный автократ, решая все собственной волей».[1210]

В этих условиях Троцкий обратил внимание на своего молодого австрийского сторонника Курта Ландау, который обращался к принкипскому изгнаннику со страстными письмами, предлагая помощь. По предложению Троцкого Ландау отправился в Берлин, чтобы попытаться создать новую оппозиционную коммунистическую организацию, в центре внимания которой была бы борьба против национал-социалистов.[1211]