– Замри! – прошипел Безголовый.

Наверху кто-то крикнул, кто-то протрубил в рог. Овцы отозвались блеянием.

– Я знаю этот голос, – сказал Безголовый.

– Заткнись, пока нас кто-нибудь не сожрал, – огрызнулся Типпит.

– Сам заткнись, козел! – Безголовый привстал в стременах: – Эй!

Крик эхом отдался от двух склонов сразу, как будто орала дюжина Безголовых.

– Тупая тварь! – рявкнул Типпит. – Разведчик, скажут тоже! Придурок! Вот что бывает от книг. – Он отступил в сторону.

Затрубил еще один рог, на этот раз ближе, и на холме появились всадники, не меньше сотни человек.

– Твою мать! – завопил Типпит. – Это же Дикая охота!

Но Безголовый состоял в войске Красного Рыцаря с первых дней, и он сидел на своей кобылке и ждал, пока Типпит убегал вниз по склону.

– Ставлю десять серебряных, что это друзья, – сказал он.

Типпит придержал лошадь.

– Ты так говоришь потому, что, если проиграешь, мы все равно все сдохнем.

– Глупости, – ответил Безголовый. – Смерть против десяти серебряных?

Смок говорил редко, но тут поднял руку.

– Заткнись, – сказал он спокойно, – и слушай.

Но все же потянулся к мечу.

На этот раз трубили в три рога, и один уже звучал ниже, чем стояли разведчики.

– Э-э-эй! – крикнул Безголовый.

Всадники приблизились. Это были крупные люди на пони, ноги их чуть не касались земли, но предводитель ехал на боевом коне семнадцати ладоней ростом, черном, как сама ночь.

– Плохиш Том! – заорал Безголовый.

– Вы перепутали долины, идиоты! – заорал Том в ответ. – Титьки Тары, мы вас чуть не упустили!

АЛЬБИНКИРК – ОТРЯД КРАСНОГО РЫЦАРЯ

Прибытие королевы и юного короля должно было стать в Альбинкирке праздником, но угроза неминуемой войны с Дикими мешала. Напоминая о ней, из цитадели доносились душераздирающие крики. Горожане не смогли привыкнуть к ним за три недели, вопли раздавались внезапно, звучали нестройно и бессмысленно, и им не было причины, просто бесконечно кричали грешные души в аду – по крайней мере, именно так говорили друг другу люди, поглядывая на заплаканных детей и на испуганных кошек и собак, которые прижимали уши и шипели или лаяли.

Королева вступила в Альбинкирк во вторую среду после Пасхи. Она держала на коленях ребенка, и Красный Рыцарь ехал рядом с ней. Ее сопровождала дюжина дам, а за ними следовало больше двух сотен рыцарей: впереди – ближний отряд Красного Рыцаря и королевская гвардия, оба отряда в алом, а дальше виднелись многочисленные гербы лордов северного Брогата – лорд Уэйленд со своими оруженосцами и челядью, землевладелец из Снеллгуна и десяток лордов помельче. За ними в город вошли лучники войска, а потом лучники с севера и востока королевства, два десятка малых отрядов, которые Красный Рыцарь собрал по дороге, и те, кто уже разбил лагерь в полях вокруг часовни на Южной переправе.

На почетном последнем месте ехали две дюжины рыцарей из ордена Святого Фомы, ведомые приором. Они уже побывали на западе, в Лиссен Карак, и вернулись ночью, но то, что они рассказали королеве и ее капитану, оставалось мало кому известным. Многие отмечали, что они кажутся печальными.

Бланш Голд была в числе немногих посвященных. Она ехала рядом с королевой, готовая при необходимости забрать у нее ребенка, и везла с собой воду и чашку на случай, если они понадобятся королеве. Утром Тоби привел ей хорошенькую лошадку под новым седлом.

– Для въезда в город, – объяснил он с ухмылкой.

Перед лицом войны и опасности собственные горести Бланш отступили. Королева настаивала, чтобы с ней обращались не как со служанкой, а как со знатной дамой, и все с этим согласились. Война изменила многое. Королевский двор стал передвижным, и к тому моменту, как Бланш проехала в арку старых ворот Альбинкирка, она уже стала госпожой Бланш во всех отношениях. Ей это нравилось. Если не считать войны и Диких, она была вполне счастлива.

Город показался ей грязным и запущенным. Сложно было скрыть, что годом раньше его брали Дикие. Некоторые дома щеголяли новыми фасадами – этрусские купцы расписали стены фресками и отстроили портики, которые когда-то так украшали улицы. Но на каждый новый дом приходилось пять с пустыми провалами окон и сломанными дверями. За мостовой тоже никто не следил, и нечистоты текли прямо посередине главной улицы. Это показалось крайне провинциальным девушке из Харндона с его глубокими цистернами и почти всегда работавшей канализацией, где такая вонь встречалась только на бедной северной окраине Чипсайда.

Но Бланш во всем подражала королеве, которая сияла, улыбалась детям, хотя и украдкой, и показывала своего сына даже самой бедной и жалкой толпе.

Они проехали довольно далеко по главной улице, когда из цитадели донесся крик. Мужчины вздрогнули. Женщины вжали головы в плечи.

Королева дернулась, как будто ее ударили.

Красный Рыцарь скривился. Бланш поняла, что слишком часто на него смотрит, решила, что все это замечают, и выругала себя. Но зато она выучила все гримасы, которые он пускал в ход, когда думал, что никто не видит, – или когда ему было плевать. Короче говоря, это выражение лица она тоже знала. Оно означало, что ему известно, что это за шум. Или даже что он сам в нем виноват. Но он ничего не сказал, а крик больше не повторился.

На главной площади, обожженной, ободранной, истерзанной после прошлогодней битвы, королева остановилась перед воротами цитадели, где ее встретил духовный владыка города, епископ Альбинкиркский. Он провел ее на мессу в когда-то великолепный собор – теперь крыша закрывала только часть нефа. Рыцари Ордена пели вместе с дюжиной монахов и монахинь, которые последовали за королевой из Лорики.

Бланш понравилась месса – первая настоящая месса в настоящей церкви, на которой она оказалась после начала Неурядиц, как она про себя их называла. Месса была хорошая, с пением и ответствиями хора, и Бланш напомнила себе как можно скорее сходить на исповедь. А потом месса закончилась, и ближний круг королевы разбежался по закоулкам крепости, стоявшей на пороге войны, – крепости, которая никогда, даже в лучшие свои дни не могла рассчитывать на присутствие двора, пусть и самого маленького.

В цитадели имелись казармы на две сотни солдат, примерно такое же количество обслуги и – в лучшем случае – на сорок рыцарей и дворян, и то некоторым пришлось бы спать на одной кровати.

Слуги сбивались с ног. Сэр Джон, знаменитый капитан Альбинкирка, отсутствовал на месте, и это обернулось настоящей катастрофой. У него не оказалось ни дворецкого, ни жены, ни родича, который мог бы присмотреть за крепостью. Он сам был себе сенешалем.

В результате королева, всеми забытая, осталась в огромном зале, почти ничем не украшенном. Бланш видела, как она выходит из себя. Она начала понимать, что подземелье и день, когда Дезидерата ожидала костра, не прошли для нее даром. Ее беспечность куда-то пропала, возможно, что и навсегда. Она чувствовала пренебрежение там, где его не было и быть не могло, где прежде она ничего не заметила бы. Бланш налила ей вина из стеклянной фляги, припрятанной в корзинке. Для остальных дам вина не было.