августа было назначено заседание президиума для выработки единой согласованной позиции.

В. И. Щербаков тоже 16 августа направил в Совет Федерации СССР письмо, озаглавленное: «О неотложных мерах по нормализации финансов и денежного обращения в стране».

В нём говорилось: «Анализ результатов первого полугодия и прогнозные расчёты на перспективу свидетельствуют, что при сокращении в текущем году валового национального продукта, по оптимистичным оценкам, – на 10°/о, национального дохода – на 15°/о, дефицит бюджетной системы страны составит не менее 200 млрд рублей… Если же будут реализовываться социальные программы, принятые рядом республик в дополнение к общесоюзным, то дефицит достигнет 240 млрд рублей… Эмиссия наличных денег возрастёт до 105 млрд рублей. Страна ускоренными темпами втягивается в глубокий финансовый кризис и развал денежного обращения… В сложившейся ситуации рассмотрены несколько сценариев развития событий, из которых были отобраны и количественно оценены три. Первый вариант стратегически ориентирован на подавление инфляции с 10–12 % в месяц до 2–3%. Анализ и расчёты показывают, что реализация этого сценария невозможна без практически полного возврата к командной экономике образца примерно 1978 года. Возврат к этой модели реален только с широкомасштабным применением мер, использованных в 1929 году при сворачивании НЭПа и раскулачивании крестьянства, затем с восстановлением методов планирования, применённых в период 1940–1944 годов для перевода народного хозяйства на военный режим работы… Понятно, что в политической области не обойтись без применения репрессий. Анализ, проведённый широким кругом международных и советских экспертов, показывает, что методами другого характера реализовать этот сценарий невозможно…»

Далее делался вывод: если не принять немедленных мер, примерно к декабрю 1991 года СССР развалится.

В субботу 17 августа в 11 часов В. С. Павлов собрал закрытое заседание президиума Кабмина СССР, где решено было обсудить проект Союзного договора. На руках у всех был только текст из «Московских новостей», потому что никому из министров СССР официально этот документ не был расписан.

Павлов В. С.: «Субботним утром, незадолго до начала заседания мне неожиданно позвонил из Фороса Горбачёв. Недовольным, даже раздражённым тоном спросил:

– Вот ты собираешь президиум по вопросу ново-огарёвского договора. Зачем? Что ты намерен делать?

Пришлось ответить вопросом на вопрос:

– Михаил Сергеевич, вы получили моё письмо?

– Получил, но не понял.

– Как не поняли? Я прошу по вопросу о договоре хотя бы один раз встретиться всем составом союзной делегации. Проект вызывает слишком много серьёзных вопросов, потому что не соответствует нашим с вами договорённостям, тому, что мы обсуждали перед вашим отъездом в отпуск 3 августа. Вы ведь мне говорили совершенно другое… Может, это устаревший, промежуточный вариант, в который не внесены поправки? Возможно, есть какой-то другой текст?

Но Горбачёв всё больше раздражался:

– Да нет, ты не усложняй! Договор надо подписывать в таком виде, уже намечены сроки, всё согласовано…

Разговор поворачивался так, что требовал от меня высказаться со всей определённостью, и я сказал:

– Михаил Сергеевич, под таким документом я, как премьер-министр, подписаться не могу. Кроме того, сейчас будет заседать президиум Кабинета министров. Мы собираемся именно для того, чтобы выработать общую точку зрения. Члены президиума документ уже изучили. У них, насколько мне известно, есть замечания. По телефону всего не скажешь, но суть в том, что не ясно, как после подписания договора будут складываться отношения между республиками в экономической сфере»[264].

На заседании шёл предметный разговор.

Павлов В. С.: «Помнится, заседали мы долго и без обеда, только чайку с сушками перехватили во время небольшого перерыва. Кстати, в новом здании правительства на Пушкинской улице не было никаких спецстоловых и спецповаров для “командного” состава. Я наскоро, минут за 10–15 “трапезничал” в комнатке отдыха, причём в самое разное время, как правило, в “окнах” между заседаниями или встречами. Так же урывками обедали и зампреды. Нас, так сказать, заправляли, словно машину бензином, исключительно из утилитарных соображений. А поскольку по субботам общая столовая не работала, всем приходилось довольствоваться чаем с сушками»[265].

В завершении разговора В. С. Павлов отказался от требования переработки договора и поддержал предложение В. И. Щербакова заткнуть все дыры специальным соглашением. В нём должно было говориться о едином эмиссионном центре, о единой банковской системе, о единой финансовой системе, о единой внешней политике, о единой внешней торговле, о беспрепятственном движении материально-технических и продовольственных ресурсов между республиками… То есть о том, о чём не упоминалось в Союзном договоре, лоббируемом М.С. Горбачёвым.

Геращенко В. В.: «17 августа было ясно, что сделатъ-то уже ничего нельзя. Возник вопрос: где мы раньше были? В первую очередь премьер обратился к своему первому заместителю, председателю Госплана Владимиру Щербакову: “Меня не приглашали на заседания комиссии по подготовке документа, специально в отпуск отправили, а ты на них был, и что? Почему не выступил против проекта договора?”»

Валентин Сергеевич выступил с заявлением, что с такими пробелами договор подписывать не следует, эти «дырки» должны быть закрыты непосредственно в самом договоре. «Пока не доработаем, – сказал он, – подписывать нельзя. Развалим СССР».

Далее он спросил: «Вот вы, коллеги, члены президиума, уполномочиваете меня, председателя Совета министров СССР, поставить подпись под этим договором? По-вашему, всё в договоре сказано нормально и правильно? Нормальный процесс перехода к новым условиям, к проведению реформ в нём прописан? Или, по существу, он ведёт к развалу союзного государства и его экономики?»

Премьер поднял второго первого зама В.М. Величко (ранее министра тяжёлого, энергетического и транспортного машиностроения СССР), тот ничего вразумительного сказать не мог. А вот министр внешних экономических связей СССР К. Ф. Катушев резко выступил против проекта, так как понимал, чем он грозит внешней торговле страны. Придётся возвращать кредиты за построенные в республиках промышленные объекты, а кто это будет теперь делать?

Часть министров его поддержала. У В. И. Щербакова была иная точка зрения.

Щербаков В. И.: «Я рассказал, как шла работа над документом, и высказал убеждение, что изменить текст договора, как это действительно следовало бы в нормальной ситуации, мы не в состоянии, потому что позиции сторон расходятся принципиально и Ельцин не пропустит любой текст, какой бы мы ни написали. Если Президент России поставил целью развалить Союз, он это сделает – с этим ли договором, со старым ли, с изменениями в Конституции и без них. Поэтому просто не подписывать новый Союзный договор нельзя, есть риск спровоцировать крупный социально-политический взрыв. Но Павлов прав: подписывать, не глядя, тоже нельзя».

Владимир Иванович предложил подписать специальное соглашение к тексту, которое будет неотъемлемой частью союзного договора, и в нём зафиксировать «статус-кво» по спорным вопросам с отсылкой, что все они должны быть окончательно решены