Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здесь!
— Заводят мотор?
— Так точно.
— Проводи его, — полковник кивнул на Костяка.
— О маме, о маме не забудь. Я жду ее.
Костик пошел к двери.
— Давай, — сказал ему Макарычев. — Я сейчас.
— Ну, что тебе еще?.. — проворчал полковник, смахивая со щеки слезу.
— Что делать с этими… с полицаем и фрицем? Не брать же их с собой!
Полковник задумался.
— Отпустить так отпустить, а шлепнуть так шлепнуть, — проговорил Макарычев. — И вся канитель тут.
— Да ну их к черту! — крикнул полковник, внезапно озлобляясь. — Делай, что тебе приказано.
— Понятное дело, шлепнуть надо. Не отпускать же! — и с этими словами Макарычев закрыл дверь.
Аркадий всю ночь не спал.
Время от времени он принимался молотить кулаками в дверь, но по-прежнему никто не отвечал ему.
Ночь была потеряна.
Под утро Аркадий ощутил сквознячок и, припав к двери, обнаружил внизу щель.
Когда стало светать, он увидел в эту щель поле и самолет, стоящий совсем недалеко — метрах в пятидесяти. Аркадий видел, как к самолету пронесли кого-то на носилках. Около самолета бегал летчик, освобождая машину от креплений.
Потом Аркадий услыхал, как заработал мотор.
Наблюдая за погрузкой раненого военного, он не заметил, как к машине подошли еще двое. Один из них был парень с маленьким носом — Макарычев. Второй сначала показался Аркадию незнакомым, но, вглядевшись, он узнал и его: это был Костик Павловский.
Так последний раз пересеклись дороги Юкова и Павловского.
Костик, влезая в машину, что-то с ожесточением кричал Макарычеву. Он кричал и взмахивал сжатым кулаком.
Но что он кричал — Аркадий так и не узнал.
А Костик кричал:
— Убей! Убей его! Убей, Макарычев! Он — сволочь!
Минуту назад, выскочив на деревенскую улицу, Макарычев догнал сына полковника, похлопал ладонью по рюкзаку:
— А то бы оставался, а? — по-приятельски сказал он. — В разведку бы ходили. Шикарная жизнь у разведчика!
Костик отрицательно покачал головой:
— У меня другие планы.
— Ну, дело хозяйское, — равнодушно зевнул Макарычев. — А то бы сегодня прямо в бой. В бою весело. Все позволено.
— Нет, нет, мне нужно лететь.
— Да, ты не знал такого — Юкова? — вдруг вспомнил Макарычев.
— Вместе учились, — буркнул Костик, недовольный развязностью провожатого. — Сейчас он полицаем, говорят, заделался. Продажная тварь, и всегда таким был.
— Он у меня в подвале сидит, — самодовольно сообщил Макарычев.
— Здесь? В подвале? — оживился Костик.
— Ну да. Вчера схватили в лесу. И удостоверение полицейское при нем было. Явный диверсант!
— Убей его! — загораясь злобой, сказал Костик. — Он и мне крови достаточно попортил Убей, Макарычев! Он — предатель, я это знаю точно.
— Да я и без тебя знаю, что предатель. А вот насчет того, чтобы шлепнуть, отец как бы на дыбки не полез. Я с ним еще до войны знаком был… по одному делу.
— Убей, Макарычев! Убей! — взмолился Костик. — Что отец! Скажи ему, что я знаю: он предал много советских людей, сам их уничтожал, сам, самолично!
— Ишь ты! — мрачно ухмыльнулся Макарычев. — Видно, насолил тебе этот парень. Может, сам шлепнешь?
— Что ты, мне лететь надо!
— Как хочешь.
— Кто летит? Садись! — скомандовал летчик.
— Ну, давай, давай, воин! — Макарычев насмешливо подтолкнул Костика плечом.
— Убей! Убей его! Убей, Макарычев! Он — сволочь! — захлебываясь злобой, кричал Костик.
Самолет поднял хвост, подпрыгнул и исчез.
Аркадий опять загрохотал в дверь кулаками. Он узнал парня с маленьким носом — это был тот самый верзила, которого Аркадий видел в военкомате в первые дни войны. Он вспомнил и фамилию его — Макарычев.
— Макарычев! Макарычев! — кричал Аркадий. — Открой немедленно!
— Ну чего ты раньше времени в могилу просишься? — услыхал он из-за двери веселый голос. Заскрежетал замок. Дверь распахнулась. Аркадий увидел черную коренастую фигуру на фоне серого, в утреннем тумане, неба. В правой руке Макарычев держал автомат.
Пошатываясь — у него слегка кружилась голова, — Аркадий вышел на волю, глубоко, всей грудью вдохнул сырого, свежего, как пар над утренней рекой, воздуха.
— Але, фриц, вылезай и ты! Шнель, шнель, собака! — Из подвала показался испуганно улыбающийся Штюрп. — Два сапога — пара! — захохотал Макарычев и показал рукой в сторону невысокого пригорка. — Туда топай!
— Это куда? — спросил Аркадий.
— К командиру, куда же, — усмехнулся Макарычев. — Давай, шагай, времени мало осталось.
— Майн готт! Майн готт! — забормотал Штюрп.
Аркадий первым вышел на пригорок. Перед ним лежала небольшая лощина, кое-где поросшая кустарником. Цепляясь за кустарник, колыхался над лощиной светлосерый туман. Невдалеке подымалась стена неплотно задернутого туманом леса. Аркадий еще раз вдохнул в себя сырой и свежий воздух.
«Где же командир?» — хотел спросить он и обернулся.
Макарычев стоял с автоматом на изготовку. Пустое, просторное лицо его, на котором нос казался несущественным, ненужным бугорком, искажала очень понятная лакомая и жуткая ухмылка.
— Ты что хочешь?! Я же свой! — крикнул Аркадий.
— Свой, чужой — плевать мне! Лишний — на данном этапе! — сказал Макарычев. — Ну — молись, коль в Иисуса Христа веруешь!
Аркадий понял, что кричать, доказывать теперь бесполезно. Некогда. Не успеет он. Неслись доли секунды. Макарычев стоял в пяти метрах. Если броситься на него — сразит наповал: нельзя!
— Гляди! — вдруг крикнул Аркадий. — Что за спиной у тебя!..
Макарычев невольно обернулся. И тогда Аркадий, сделав два прыжка, с налету ударил его ребром ладони.
Он рухнул. Аркадий вырвал у него автомат.
— А-а-а! — дико взвыл Макарычев.
Аркадий увидел бегущих людей. Он попятился, готовясь стрелять. Люди распластались по земле.
«Спасай список!»
Аркадий стремглав кинулся вниз, в лощину, в кустарник. Он понимал, что сейчас не время для выяснений и переговоров. Лес приближался толстыми отчетливыми стволами деревьев.
— С-стреляй! — с трудом выкрикнул Макарычев. — Стреляй, Серега! Нет, дай мне!..
Он с колена ударил по лощине длинной неприцельной очередью. Серега бил из пистолета, положив его на кисть согнутой в локте руки.
— Погоди! — остановил его Макарычев. — Я сам.
Одна пуля сорвала кожу на шее Аркадия, вторая попала в левую руку. От ее удара рука взметнулась вверх. Но лес уже был в двух шагах.
Размахивая пистолетом, к пригорку бежал полковник Павловский.
— Каюк! — сказал Макарычев, поднялся во весь рост и отбросил автомат.
И в это время на краю деревни с визгом разорвалась первая немецкая мина.
С востока, из-за лесов поднималось солнце, и волны тумана, катившиеся по луговине, были розовыми. А верхушки леса были алыми. Туман, окутывая их, старался погасить теплый огонь восхода — и не мог, не мог погасить, оседая в бессилии. Туман распадался, рассеивался, курясь над землей. Он еще висел густыми липкими пластами в низинах, над желтеющей