– Разумеется, – молвил галантный банкир.

– Покажите! – пропела она, обвивая обеими руками шею г-на де Маранда.

– Вот, прошу, – отвечал тот, доставая из кармана билет.

Шант-Лила выхватила его и стала рассматривать, пунцовая от удовольствия.

– Я буду сидеть напротив принцесс?! – воскликнула она.

– Разве ты сама не принцесса?

– Ладно, смейтесь, – надув губки, промолвила принцесса Ванврская. – А я вот была три месяца назад у Броканты, и она мне поклялась, что я дочь знатных родителей.

– Это еще не все, лапушка, она скрыла от тебя правду! Ты не просто принцесса, а королева, потому что найденыши – это короли всей земли.

– А погибшие люди – это министры! – лукаво взглянув на банкира, вставила Шант-Лила. – Итак, я наконец увижу принцесс вблизи. Честно говоря, позавчера у меня было неудобное место в театре Порт-Сен-Мартен, где давали премьеру по пьесе вашего друга Жана Робера. Никак не могу вспомнить названия…

– «Гвельфы и гибеллины», – улыбнулся г-н де Маранд.

– Да-да, «Гвельфы и гибеллины», – подхватила принцесса Ванврская. – Теперь уж я запомню. Куда ты пропал к концу пьесы, любимый?

– Я зашел в ложу к госпоже де Маранд поздравить с успехом нашего друга Жана Робера.

– Или изменить мне, – перебила его Шант-Лила. – Кстати, это правда, что вы бегаете за всеми женщинами подряд?

– Так говорят! – самодовольно подтвердил г-н де Маранд и выпятил грудь. – Но если я и позволяю себе бегать за всеми женщинами, то останавливаюсь только возле одной.

– Она светская дама?

– Самая светская из всех мне известных.

– Принцесса?

– Принцесса крови.

– Я ее знаю?

– Разумеется, ведь это ты и есть, принцесса.

– А еще говорите, что вы у моих ног!

– Смотри! – сказал г-н де Маранд, опускаясь перед ШантЛила на колени.

– Правильно, – покачала та головой. – Так и оставайтесь, вы заслужили наказание.

– Это награда, принцесса. Не ты ли сама только что говорила, что за свои добродетели я попаду прямо в рай?

– Я не так выразилась, – возразила гризетка. – Добродетели бывают разные, как, впрочем, и грехи. Иными словами, добродетели иногда оказываются грехами, а грехи – добродетелями.

– Например, принцесса?

– Грех любить женщину только наполовину, а добродетель – в полную силу.

– Я и не подозревал, что ты так сильна в казуистике, прелесть моя.

– Я некоторое время относила белье к иезуитам Монружа, они-то меня и наставили… – проговорила принцесса Ванврская, опустив глаза и покраснев.

– …на путь истинный! – подхватил банкир.

– Да, – шепотом сказала Шант-Лила. – Да, – повторила она, с трудом подавив вздох.

– Ты не могла обратиться, красавица моя, к более образованным людям? Чему же они тебя научили такому, чего ты не знала?

– Тысяче разных вещей, которые я… не запомнила, – зарделась гризетка, хотя ее не так-то легко было вогнать в краску.

– Дьявольщина! – вскричал министр, поднимаясь. – Я вас оставлю, принцесса, из опасения напомнить вам нечто такое, что вы старательно забывали.

– Вы удираете, как настоящий иезуит, – закусила губку Шант-Лила, – но таким бегством грехов все равно не искупить, – прибавила она и пристально посмотрела на г-на де Маранда.

– Назначьте сами сумму выкупа, – предложил банкир.

– Для начала встаньте на колени.

– Пожалуйста.

– Просите прощения за то, что оскорбили меня.

– Нижайше прошу меня извинить за оскорбления, хотя и не знаю, чем я провинился.

– Не знаете?

– Ну конечно, раз говорю.

– Вы самый извращенный человек из всех мне известных.

– Исправьте меня, принцесса, и обратите в свою веру.

– Каким образом? – вздохнула Шант-Лила.

– Дай мне веру, девочка.

– Боюсь, что вера вас не спасет.

– Попытайся! – предложил г-н де Маранд, смутившись тем, какой оборот принимал разговор.

– Взгляни на меня! – приказала Шант-Лила, не сводя с банкира сладострастного взгляда.

Господин де Маранд опустил глаза.

– Что с вами? – удивилась гризетка. – Уж не мальтийский ли вы рыцарь? Может, вы поклялись сохранять целомудрие?

Господин де Маранд горько усмехнулся.

– Дитя! – молвил он, беря руки принцессы в свои и целуя их. – Сущее дитя! – повторил он, не находя других слов.

– Признайтесь, что не любите меня! – проговорила ШантЛила.

– Никогда я этого не скажу, – возразил банкир.

– Тогда скажите, что любите.

– Скорее уж так!

– Теперь… докажите это.

Господин де Маранд поморщился, словно давая понять:

«Только не это».

– Вы никого не ждете? – спросил он, то ли желая сменить тему разговора, то ли надеясь избежать нависшей над ним опасности, которая с каждой минутой становилась все более ощутимой из-за томных взглядов принцессы.

– Я жду только вас, – отвечала Шант-Лила.

Она была в этот день поистине восхитительна, наша принцесса Ванврская! Щечки ее раскраснелись, губы приоткрылись в сладострастной неге, глаза метали огонь. Ее белая, длиннее обыкновенного, шея томно склонялась, как у лебедя; пышная грудь вздымалась от волнения.

Девушка была достаточно хороша, а также декольтирована, чтобы пробудить желание; голубая вуаль падала до самых пят и так и манила к себе, словно лазурный грот в голубом поднебесье, в который бросаешься очертя голову, не думая о возвращении.

Господину де Маранду было знакомо это зрелище, однако нельзя сказать, что он вкусил предлагавшиеся ему прелести. Для него главное заключалось не в том, выходить или не выходить из лазурного грота, а войти в него. Однако он решил не подавать виду и изо всех сил старался изобразить страсть.

Принцесса Ванврская как женщина – а она была женщиной до кончиков ногтей – на какое-то время впала в заблуждение.

Она стала ругать себя за холодность г-на де Маранда и отнесла его сдержанность на счет презрения, которое банкир, должно быть, к ней испытывал.

Она попыталась ему помочь, обвиняя себя в легкомыслии, исповедуясь в собственных грехах, обещая исправиться и в будущем жить достойно, чтобы заслужить уважение благородного человека. Тщетная попытка, пустые усилия.

Господин де Маранд в страстном порыве сжал ее в объятиях и воскликнул:

– До чего же ты хороша, детка!