Кавелин, как, к примеру, Гумбольдт, относился к числу тех цельных натур, которые положили жизнь на дело воплощения одной идеи. Причем, идеи эти были у них, очевидно, очень близки. Известная русская недееспособность явно не устраивала Кавелина, и он хотел сделать жизнь русских людей лучше. Но для этого нужно было переделать все государство.

Как это ни странно, но Россия представляла загадку, тайну, в первую очередь, именно для думающего русского человека. Этот «особый русский путь» между Востоком и Западом, эта непонятная и загадочная «русская душа», которой врагу не пожелаешь вместе с русской судьбой, это знаменитое начало, откуда есть пошла Земля Русская – все это укладывается в слова: Велика и обильна земля наша, а порядка в ней нету!

Независимо от того, зачем это было нужно К. Кавелину глубоко личностно, он, как и Н.Надеждин, исходил во всем только из задачи: прежде, чем что-то делать в России или с Россиею, нужно ее понять. В 1846 году в 28 лет он пишет работу, в которой намечен весь его жизненный путь: «Взгляд на юридический быт Древней России».

Показав во вступлении все то же отсутствие порядка и в России, и прежде всего в науках о России, он заявляет:

«Чтобы понять тайный смысл нашей истории, чтоб оживить нашу историческую литературу, необходимы взгляд, теория. Они должны представить русскую историю как развивающийся организм, живое целое, проникнутое одним духом, одними началами. Явления ее должны быть поняты как различные выражения этих начал, необходимо связанные между собою, необходимо вытекающие одно из другого» (Кавелин, 1897, с.10).

Вся его дальнейшая работа – разворачивание этого образа. «Где ключ к правильному взгляду на русскую историю? – задается он естественным вопросом. – Ответ простой. Не в невозможном отвлеченном мышлении, не в почти бесплодном сравнении с историею других народов, а в нас самих, в нашем внутреннем быте» (Там же).

Требование последовательности в разворачивании мысли приведет его чуть позже и к психологии, где, на мой взгляд, он явится основателем культурно-исторического направления. Правда, сейчас выдвигается мнение, что он был основателем некоего третьего пути в психологии (В. Гинецинский, Психологическая газета, № 12, 1998). Я этого мнения не разделяю. Если же говорить о начале его пути, в определении того, что считать «нашим внутренним бытом», Кавелин больше правовед, что, очевидно, определялось его внутренними задачами понять устройство русского государства:

«Многие не без основания думают, что образ жизни, привычки, понятия крестьян сохранили очень многое от древней Руси. Их общественный быт нисколько не похож на общественный быт образованных классов. Посмотрите же, как крестьяне понимают свои отношения между собою и к другим. Помещика и всякого начальника они называют отцом, себя – его детьми. В деревне старшие летами зовут младших – робятами, молодками, младшие старших – дядями, дедами, тетками, бабками, равные – братьями, сестрами. Словом, все отношения между неродственниками сознаются под формами родства, или под формами прямо из него вытекающего и необходимо с ним связанного, кровного, возрастом и летами определенного, старшинства или меньшинства. Бесспорно, в устах народа эта терминология с каждым годом или исчезает, или становится более и более бессмысленным звуком. Но заметим, что она не введена насильственно, а сложилась сама собою, в незапамятные времена. Ее источник – прежний взгляд русского человека на свои отношения к другим. Отсюда мы вполне вправе заключить, что когда-то эти термины наверное не были только фразами, но заключали в себе полный, определенный, живой смысл; что когда-то все и неродственные отношения действительно определялись у нас по типу родственных, по началам кровного старшинства или меньшинства» (Кавелин, 1897, с.10).

Тут Кавелин выступает как полевой этнограф, и эти его размышления отнюдь не домысел кабинетного ученого. Он очень много жил в деревне и собирал фольклорные материалы. Работа его в Этнографическом отделении была совсем не случайной. Кроме этого, он был одним из активнейших корреспондентов издателя русского фольклора Киреевского.

Обнаружив в русской деревне первой половины XIX века следы еще живой кровно-родственной общины, он вживе открывает для себя и начало человеческой истории, и чуть ли не самую глубокую из доступных этнопсихологу в живом наблюдении ступеней развития человеческого мышления. Это есть исходный корень всех построений Кавелина. В 1884 году, за год до смерти, он пишет «Программу построения философии» – предложения о том, как должен строиться курс философии, как «школьной мудрости», то есть основы науки. До сих пор академические курсы философии начинаются с Древней Греции или исторического Востока. Кавелин предлагал идею совсем иного курса:

«История философии должна показать, как и почему философия <…> возникла из непосредственной мудрости, как она постепенно развивалась, до каких пришла выводов и какие ее вероятные судьбы в ближайшем будущем.

Такова задача истории философии. В действительности развитие философии осложнялось посторонними факторами, деятельность которых должна быть принята в соображение; иначе мы рискуем потерять из виду последовательность развития и растеряться в второстепенных мелочах и подробностях.

Главнейшие из таких посторонних факторов суть следующие:

1) Особенные условия и законы народной жизни.<…>

2) Развитие рода человеческого и человеческой расы вообще» (Кавелин, 1899, т.3, с.346–347).

В итоге его Курс философии начинался значительно раньше греков с так называемого первого отдела человеческой истории. «Этот первый отдел должен представить, как непосредственный дикий человек постепенно развился до чаяния, что вся суть для человека заключается в его внутренней, сознательной психической жизни» (Там же, с.352).

Сама же программа оказалась по сути обоснованием культурно-исторического подхода к философии и этнографии. Кавелин считается основателем русского эволюционного направления в этнографии и одним из основателей культурно-исторического направления, в которое входили Л.Г.Морган, М.Ковалевский, И.Липперт, Э.Тайлор, Дж. Лаббок («Этнография и…», с.129–130).

Как Кавелин приходит к этому? Вернемся к его первой работе.

Определив суть русского народного быта как семейно-родственные отношения, Кавелин показывает, что русские сохранили его в чистоте и неизменности, не подвергаясь чужеродным воздействиям, с глубокой древности. Разве что варяги оказали какое-то воздействие на русский быт, да и те ассимилировались, растворились в русском народе. Татары или авары на быт воздействия не оказывали, лишь грабили.

Конечно, взгляды Кавелина устарели, а скорее, сказались шоры его «государственного» подхода. Он сам упоминает «финские племена», жившие вместе со славянами, но как бы и не замечает их. Для него воздействие на быт и культуру могут оказать только те, кто подчиняют себе государство. Впрочем, эта слабость его взглядов вполне простительна, поскольку для создания более или менее соответствующего действительности описания взаимодействия культур на территории России потребовалось как раз полторы сотни лет со времени написания им этой своей статьи. Кстати, именно она и статьи Надеждина и положили начало