Никто не хотел ждать, когда победа казалась такой легкой и близкой. И Кавелина устранили, точно помеху или голос совести, хотя он, скорее всего, был той основой, на которой только и можно было начинать преобразование общества.

Я постараюсь просто последовательно изложить ход его мыслей.

«Что в психологии лежит ключ ко всей области знания – эта мысль уяснилась мне исподволь, вследствие занятий юридическими и политическими науками, историей, философией и народными верованиями» (Кавелин, 1899, т. 3, с. 375). Это исходная мысль посвящения всей книги.

Далее, во «Введении», Кавелин дает общий очерк состояния современной ему науки. По сути это рассуждения о естественнонаучной и культурно-исторической парадигмах, хотя говорит он о противостоянии «положительной науки» и «идеализма». Но это всего лишь использование наиболее употребимых тогда слов. «Введение» это, на мой взгляд, является одним из самых ранних описаний общественным психологом проявления в обществе взаимодействия скрытых целей разных сообществ. Он, может быть, еще не в состоянии сделать полноценных выводов – так все близко и в развитии, – но зато, как настоящий полевой исследователь, он прекрасно делает начальную работу – полноценное и грамотное описание явления. Может быть, эта попытка еще не совершенна, но Кавелин явно пытается в ней выйти в более широкий слой сознания, чем тот, в котором находится описываемое.

Это чувствуется в том, что поступки отдельных людей словно поражают его своей странностью, нелогичностью, и он все время пытается нащупать некую силу, стоящую за ними.

Подобную способность исследования и выявления скрытых исторических сил продемонстрировал марксизм. К сожалению, история показала, что его метод неверен в созидательной части. Однако это еще не значит, что он был полностью неверен и в исследовательской части. Очень даже вероятно, что ошибка марксизма заключалась все в той же «торопливости», в нежелании изучать человека психологически. С этой точки зрения предмет, которым занят Кавелин во «Введении», неожиданен для своей эпохи.

«Уже давно всеми повторяется, что наше время есть по преимуществу положительное и критическое. Каждый спешит как можно скорее распроститься с идеальными стремлениями и требованиями и приспособиться к какому-нибудь практическому делу. Новейшие поколения едва знакомы с идеализмом, да и то больше по одному имени.

То же самое видим и в науке. И ей наскучило витать в идеалах, уходить в отвлеченности. Почва реальных фактов кажется ей надежней; на этой почве труднее сбиться с пути, легче найтись; на ней удобнее достигаются результаты труда и исканий; к тому же они ближе к делу, осязательней, полней и применимей. Не зарываясь вглубь в поисках, за общими началами к которым сводится разнообразие реальных явлений, наука отдалась всецело изучению положительных данных, и блистательные результаты, полученные вследствие того по всем отраслям знания, с очевидностью доказали, как верно избран путь и сколько предстояло на нем дела. Факты, переработанные и рассмотренные со всевозможных точек зрения, получили новый вид; реальная почва науки, узнанная полнее, точнее и лучше, переродилась на нашей памяти; с тем вместе расширился и просветлел кругозор науки. Сколько от этого выиграли полезные, прикладные знания, а через них практическая, ежедневная жизнь, – об этом и говорить нечего: бесчисленные тому доказательства у каждого перед глазами. Очень понятно, почему современные люди самодовольно, свысока смотрят на доброе старое время, когда их недавние предки жили идеалами, вращались в отвлеченностях и на них преимущественно сосредотачивали свои умственные силы и нравственные интересы. Между прежними скромными зачатками знания и теми неистощимыми научными средствами, которые находятся в нашем распоряжении, разница громадная! Едва верится, что между тогдашними людьми и теперешними прошли не века, а одно-два поколения.

А между тем, несмотря на эти успехи и на кипучую практическую деятельность, какой-то червь точит душу современного человека. При умственном богатстве, он чувствует нравственную пустоту, ему не по себе» (Там же, с.377–378).

Напомню, это было время, когда Россия стала родиной политического терроризма, и это поражало умы. Люди не могли понять, как до такого можно было докатиться и что явилось мировоззренческой основой этих убийств. Об этом пишет письмо императору Лев Толстой, об этом пишет Достоевский в «Бесах».

«Утонченная испорченность, отсутствие идеалов, равнодушие к добру и злу и нравственным благам, предпочтение внешних мотивов внутренним, безразборчивый реализм – все эти черты давно уже служат характеристикою теперешнего общества и составляют обычную тему различных нападков на современность» (Там же, с.378–379).

Ясно, что слова «характеристикою теперешнего общества» не точны. Это не относится ко всему обществу вообще и ко всему русскому обществу тоже. О каком обществе говорит Кавелин? О том, о котором говорили: «выйти в общество» или «выйти в свет», но применительно к середине века. Мы вполне можем назвать это характеристикою одного из сообществ России. И это как раз то сообщество, от которого более всего зависела жизнь страны. Из него явно можно исключить самый верх и самый низ общества. Это, пользуясь все тем же выражением Достоевского, средне-высший класс или, говоря современно, русская интеллигенция. Именно ей как сообществу дает характеристику Кавелин.

«Откуда это тоскливое, бесплодное недовольство – где источники усиливающегося нравственного растления? В двух словах не разрешить этих вопросов; но с первого же взгляда бросается в глаза, что личная индивидуальная жизнь как-то поблекла, что лицо утратило свое нравственное достоинство и безотносительную цену, что оно стало какой-то безразличной единицей в общем итоге умственных, нравственных и общественных сил, на котором теперь сосредоточено все внимание и интерес. Весь интерес мысли перенесен в наше время от индивидуальности на общество; лицо отодвинуто с первого плана на последний, не верит в себя, само смотрит на себя только как на зависимую часть целого, мерит себя только тою меркою, какую дает общественная жизнь и деятельность» (Там же, с.379).

Что мы видим? Очень узнаваемо и современно. То же самое было и с лишком полвека назад, после революции. Разница только в том, что каждый раз меняется, как кажется, то сообщество, к которому подходит эта характеристика. Во времена революции это были бездумные массы революционной бедноты, где личности не было места, потом рабочий класс и трудовая интеллигенция, которые «все как один» поддерживали политику партии и правительства. Кавелин застает, как кажется, самое первое сообщество, где это произошло. При этом он, похоже, не замечает, что и сам участвовал в этом изменении. Ушедшее общество, о котором он грустит, – это то самое сообщество русских аристократов, ценности которого он сам поменял на ценности сообщества служилой интеллигенции, в которое входит и подсообщество ученых.

Возможно, марксизм прав, и это обезличивание – следствие развития капиталистических отношений. Но капитализм, меняя ценности, не отменяет личности. Это