Масаши тяжело глотнул, поджав кулаки, он сдерживал слезы и боялся, что сорвется, стоит ему что-то сказать.

— Мгм, — кивнул он, но слеза предательски покатилась по щеке.

— Хах, — вырвалось у Миры.

Макото презрительно посмотрела на падчерицу.

— Отец, прости меня пожалуйста, прости, что раньше не заметила ядовитую змею в нашем доме, я обязательно избавлюсь от этой твари, не переживай.

Адъян сосредоточено посмотрел на дочь, Мира же развернулась на Макото.

— Тетушка, скажи пожалуйста, каким ядом все эти 8 лет ты травила его, тем же чем убила мою мать?

Макото скептически подняла одну бровь, стараясь не реагировать. Масаши же никогда не мог позволить подобного тона по отношению к матери:

— Что ты несешь, Мира, матушке сейчас не лучше нас, пожалуйста оставь свои подозрения!

— Я тебя особо не спрашивала, если ты не заметил! — тон Миры был впервые настолько грубым в разговоре с братом, она подняла взгляд на него и в глазах не было ничего, кроме гнева. — Знаете, одно дело вы меня не любили, упустим и всех тех женщин, что приносили наших младших братьев и сестер и больше никогда не выходили из дворца. Хорошо. Но за что вы так с моим отцом?

Макото не выдержала и словно прошипела:

— Что ты несешь?

— Отец, прости, что тебе приходится все это слушать, но я должна сделать это, чтобы твоя душа покоилась с миром, так ведь? — Мира посмотрела на императора, ища одобрение.

Адъян едва заметно кивнул.

— Восемь лет назад у отца случился первый приступ, он был ужасным, но прошел достаточно быстро и без сильных последствий. Ему хватило пары дней, чтобы полностью восстановиться, после он чувствовал себя прекрасно, пока…

Масаши вмешался:

— Пока что?

— Пока не стал пить лекарства, что готовила твоя любимая матушка! Я не могла бы утверждать, что виноваты они, если бы мне не пришлось выпить их самой — лишь однажды. Я знаю, что такое приступ, я знаю, что душа восстанавливается сама гораздо быстрее. Но после выпитого лекарства я чувствовала словно моя душа разрушается на мелкие кусочки, а что случится если пить эту дрянь постоянно, как думаешь?

— Мира, одумайся пожалуйста, зачем матушке так поступать? Пожалуйста прекрати!

— Потому что она безумно хотела усадить на трон своего сыночка! — Мира смотрела в пол, а вены на шее немного вздувались, она сжимала руку отца все сильнее.

Макото продолжала помогать мужу, стараясь не обращать внимания на молодую госпожу.

— Восемь лет назад, твоя мать узнала, что я унаследовала белую кровь, у Исао в 16 даже признаков не было. Каков был шанс, что проклятье проснется в тебе? У нее ведь с каждым годом оставалось все меньше и меньше надежды. Из-за этого вы с ней и сговорились убить учителя, так ведь, братец? — Мира подняла глаза, она не улыбалась, она держала голову в верх, чтобы предательские слезы не помешали ей.

— Ты переходишь все границы! — Масаши хотел бы подойти к ней.

— Не смей! — крикнула Мира, и он замер на месте.

— В истории ведь уже были случаи, когда белая кровь передавалась только женщинам, так? Женщину никто не пустит на трон, но стоит найти ей подходящую партию, кланы воспримут это. Если отец бы остался в живых, он бы встал на мою сторону! Так никто бы не стал против моего брака с Ясуо, я наследовала проклятье, императорская сила не была бы нарушена, мы бы правили вдвоем, а империя бы просто ждала наших наследников! Где в моих словах не правда, скажите мне? Кого выберу на трон? Кого из нас? Меня или бесталанного тебя, не унаследовавшего от отца ничего! Я до последнего надеялась, что ты хотя бы такой же искренний как он, он наше солнце, ты мог стать луной, а стал… Ты не лучше грязи!

Макото не выдержала и замахнулась на Миру, желая ударить ей пощечину, но ее руку схватила обжигающе горящая ладонь Адъяна.

— Сейчас все складывается как нельзя лучше, отца больше не будет, империя не может долго оставаться без правителя. Кланы дадут тебе клятву, Макото же обеспечит себе жизнь во дворце, больше не боясь стареть и быть не желанной для мужа.

— Мыслить тебе вовсе не идет, выдавила из себя какой-то бред и думаешь все мы здесь должны это слушать? У тебя из доказательств то что, собственные ощущения? — Макото продолжала скептически смотреть на госпожу.

— Мира, — Адъян из последних сил поднял руку и погладил ее по щеке, — моя смерть была лишь вопросом времени, ты понимаешь…

Госпожа отдернула лицо от руки отца, она осознала, что ее невыносимо раздражает его простодушность. Сейчас с ними в комнате два ядовитых чудовища, которые медленно и верно убивали ее с отцом. А он продолжал ее успокаивать какими-то невнятными фразочками.

— Спасибо отец, думаю мы уже достаточно наговорились в этой жизни, оставлю тебя с любимой женой и сыном! — Миру тошнило от собственных слов, она хотела обнять его, хотела не отпускать, но ее поведение всегда расходилось с мыслями.

Она встала, посмотрев на императора, он ласково ей улыбнулся и прошептал:

— Я всегда буду рядом с тобой, буду греть тебя солнцем с неба, а ночью освещать путь луной. Я люблю тебя.

— А я люблю тебя, отец, она мягко поцеловала его в мокрый лоб и направилась к выходу, — прошла мимо Масаши уверено глядя вперед.

Сегодня Мира потеряла всех важных для нее людей: отца, любимого и брата. И лишь двое из них умерли.

Она вышла из дворца и сначала осторожно шла по тропинке к озеру, постепенно прибавляя шаг, в итоге побежала, она не плакала, она злилась все сильнее и сильнее.

На улице уже была глубокая ночь, озеро было черным, лишь мягкая лунная дорожка играла на воде.

Мира легла на песок, небо было слегка затянуто тучами, было чувство словно оно вот-вот свалиться на нее, воздух был тяжелым, тело ватным, но ни слезинки, ей не удалось больше проронить.

Никто не придет и не поможет ей подняться, никто не станет ругать за непочтительное отношение к чужому труду и трогать горячий лоб. Отец больше не расскажет небылиц вечером, а учитель больше никогда не улыбнется ей.

Госпожа лежала так и слушала пустоту, пока из тени деревьев не появилось что-то болезненно рычащее.

Мира поднялась и посмотрела в сторону звука, ее сердце сжалось в худшем предположении:

— Звездочка? — жалобно спросила она.

Чудовище вышло из зарослей и появилось на свету, животное увидев Миру стало жалобно выть, навзрыд, насколько могло чувствовать боль —