Причем, как это ни парадоксально, потенциальными «потерпевшими» нерадивого проекта будут являться не только государство и финансовые спонсоры, но и собственно частные компании – поставщики, операторы, строители, эксплуатанты и иные участники проектов. Особенно это впечатляет в тех проектах, инициаторами и драйверами старта которых они же и были.

Вообще, конечно, роль подрядных организаций и их представителей в инициировании проектов такова, что возвращаться к этому вопросу приходится неоднократно.

Презюмируем, что никто никогда не заинтересован в том, чтобы сделать плохой проект. Естественно и то, что никто не начинает активность в расчете на то, что она приведет в состояние технического или фактического дефолта, особенно едва начавшись. Однако потенциальные подрядчики – операторы, эксплуатанты, поставщики, строители и иные – зачастую обладают столь значительной рыночной мощью и связями в своей сфере, что они в состоянии не просто инициировать проект. Они могут настаивать на его инициировании в такой форме, при которой на его первый этап, который соответствует именно их компетенции и сфере бизнеса, будет приходиться львиная доля выручки проекта.

При этом подрядчики заинтересованы в том, чтобы как можно респектабельнее представить именно «свою» стадию проекта, не особо отдавая себе отчет в том, что в рамках проектов ГЧП они тем самым максимизируют не только свои выгоды, но и потенциальные риски. Выходит, что значительное, а иногда и опасно большое количество рисков они своими руками относят на «свой» этап. Логика равномерного распределения рисков между этапами и участниками проекта опасно нарушается, а возможности управлять этими рисками существенно сокращаются.

А ведь в случае негативного развития событий, например, если выстрелил не один, а сразу несколько рисков, «цунами» дефолта проекта «смоет» в том числе и подрядчика.

Чиновникам, а зачастую и бизнесу представляются туманными те стадии реализации проекта, которые не относятся к первоочередным. Например, если первыми являются стадии проектирования и строительства, то cтадии эксплуатации и операторства в конкретном проекте, а уж тем более утилизация считаются делом столь отдаленной перспективы, что моделирование и планирование в отношении их осуществляется весьма поверхностно. По отношению к стадии утилизации это объяснимо, поскольку во многих случаях это вообще вопрос следующих поколений. Но по отношению, например, к эксплуатации и операторству это не совсем понятно, потому что наступят эти стадии достаточно быстро, ну и в большинстве случаев проект сам по себе затевался не для того, чтобы что-то создать, а для того, чтобы созданное эксплуатировать, извлекая результаты.

Стоит отметить, что в европейской практике уже неоднократно бывало так, что неосмотрительное по существу и навязчивое по форме лоббирование проектов и их неоптимальных конструкций доводило до банкротства даже гигантов в своих отраслях.

В «чистых» проектах ГЧП такого в отечественной практике еще не случалось, но по итогам квази-ГЧП крупные банкротства уже начались. Думаю, именно на этот опыт стоит обращать внимание, формируя представление о том, что ожидает подрядчиков на рынке проектов ГЧП – если они также будут пренебрегать анализом и управлением рисками.

Образцовые нашумевшие примеры 2014 г. заявления о банкротствах НПО «Космос», НПО «Мостовик» и ряда иных, которые, как считается, потерпели значительные убытки на проектах по созданию инфраструктуры олимпийского Сочи. Даже несмотря на то, что все подрядчики находились под диктатом заказчика, возможности контролировать риски и управлять ими у них были.

В том случае, если бы моделирование производилось по методике ОСВР, когда в общую финансово-инвестиционную модель включаются и расходы на стадии эксплуатации и утилизации имущества проекта, значительное количество проектов просто не было бы запущено. Это отчасти объясняет и сопротивление со стороны подрядных организаций, начинающееся еще со стадии базового моделирования и планирования, которое оказывается попыткам рассчитать общую стоимость проекта.

Количество дефективных проектов не так сильно снижается, как того хотелось бы опытным участникам рынка. Одна из причин этого – эксперты, консультанты, представители сторон, подрядчики и все остальные не несут вообще никакой ответственности за все, что написано, подсчитано, сказано или заявлено в иной форме при подготовке проекта.

Их коллективная задача в том, чтобы убедить власти – государство или муниципалитет. В тот момент, когда власть согласилась с их доводами, включив зеленый свет проекту, это стало решением государства и его чиновников.

В такого рода проектах достаточно просто обеспечить первоначальную эмоциональную поддержку общества. Однако ее тяжело удержать. И вправду, мало кто против появления неподалеку от дома новой автодороги, например, или железной дороги. Но когда выясняется, что «рядом» – это практически под окнами дома или вообще вместо дома, то ситуация резко меняется. И десяток или сотня недовольных в состоянии восстановить против проекта целый город. И даже если это произойдет не сразу, то негативный тренд обеспечен, и в самый неудачный момент хватит одной спички недовольства, чтобы окончательно отвернуть общественное мнение от проекта.

Негативное или позитивное отношение общественности во многом конъюнктурно. И инициаторы проектов слишком это недооценивают, считая, что достаточно на старте проекта уделить внимание пропаганде и разъяснению – и все, дело сделано, впредь можно не беспокоиться. Но тут начинаются сюрпризы.

Проект может быть сколько угодно экономически эффективным для общества и властей, экологически безрисковым, создающим локальные рабочие места, но если не заниматься общественным мнением, то оно либо так и останется «бесхозным», способным самостоятельно двинуться в любую сторону, или им займутся другие.

Незаметно оно будет дрейфовать от оптимистичной поддержки к нейтральному спокойствию и дальше – к активному отрицанию и проявлениям негатива. В этот момент в фокус внимания всех участников проекта неожиданно (хотя это был лишь вопрос времени, то есть выбора самого неудачного момента) входит проблема Химкинского леса. Конечно, это крайняя степень зачастую не вполне обоснованного общественного недовольства. Инициаторы других проектов получили прививку от невнимания к общественному мнению. Хотя, по моим оценкам, многие проекты по-прежнему имеют в своей структуре замороженные проблемы общественного недовольства, которые могут выстрелить в самый неподходящий момент.

А вот приводит общественное недовольство к вполне ощутимым экономическим потерям иногда за счет изменения расположения или трассировки объекта, иногда по причине увеличения сроков, иногда из-за необходимости смены партнеров. Говорят, в «химкинской» ситуации Vinci и ЕБРР воспользовались «окном возможностей» для того, чтобы реализовать свое никак с этим скандалом не связанное желание начать пересматривать формат своего соучастия в проекте, вплоть до полного выхода. И это прямое экономическое следствие раскрученного недовольства общества.