телесным повреждениям являются реакцией на утрату духовной идентификации, своего рода компенсацией за эту утрату. Это – оборотная сторона кризиса идентификации. Но его лицевой и главной стороной, утверждает Салецл, является все же необычайно расширившаяся свобода выбора своей идентичности.

В современной России проблема идентичности стоит особенно остро ввиду того, что процессы глобализации осуществляются здесь в самых радикальных формах и при большом энтузиазме со стороны определенной категории участников. Но вот парадокс: идентификация в современных условиях многими теоретиками глобализации интерпретируется так, что идея расширившегося выбора из нее фактически устраняется. Главный выбор «всеми нормальными людьми» уже сделан, говорят глобалисты, – в пользу нового мирового порядка, основанного на достижениях и ценностях Запада, доказавших свою общечеловеческую, универсальную значимость.

Но не все так просто.

Западная цивилизация (она сейчас, после разрушения СССР и вхождения России в мировую рыночную экономику, стала для нас куда как доступнее и ближе) – это, конечно, успешно реализованный социальный проект. Его достижения в обеспечении высокого жизненного уровня значительной части населения, в развитии демократических институтов, обеспечении прав и свобод личности очевидны. Они служат важными ориентирами для других народов и стран при выборе ими своих собственных путей развития.

Но нельзя забывать, что на Западе существует весомая, влиятельная традиция критики собственной цивилизации, ее врожденных или благоприобретенных пороков и язв. Достаточно сослаться на труды представителей Франкфуртской школы социологии, на англо-американскую ветвь социального критицизма (Б. Рассел, Дж. Оруэлл, О. Хаксли, Э. Тоффлер и др.). Кстати, этот непрекращающийся мониторинг состояния социального субъекта помог западному капитализму познать и преодолеть многие свои болезни и кризисные состояния, показав способность адаптироваться к новым вызовам истории. В Советском Союзе открытые формы такой самокритики общества глушились по идеологическим соображениям, а на глубокие закрытые социально-критические исследования тогдашняя элита – и политическая, и научная – либо вообще не отваживалась, либо никак не реагировала.

Для многих ученых, философов, писателей, как зарубежных, так и отечественных, западная цивилизация не выглядит носителем одних только достоинств и совершенств. Многие ее родовые признаки, черты подобны двуликому Янусу. Так, вряд ли кто станет оспаривать, что в основе многих экономических и социальных достижений западного капитализма лежит рациональное начало, принцип рационализации. Белорусский ученый И. И. Антонович, размышляя над тем, почему советский социализм проиграл исторический спор с капитализмом, посвящает немало прочувствованных страниц роли в этом западного умения рационализировать производство и общественную жизнь[823]. Но тот же рационализм имеет, увы, и оборотную сторону – инстинктивную привычку сводить все к денежному расчету, к полезному эффекту, к прибыли. Рационализм сужает, обедняет духовные интересы, непомерно гипертрофируя за их счет интересы материальные. Рационализм с неизбежностью перерастает в утилитаризм, и не это ли составляет краеугольный камень «общества потребления»?

Западная цивилизация – особое мироустройство, рационально организованное, внесшее значительный вклад в мировую историю. Человек, выросший в ее атмосфере или просто внутренне исповедующий близкие к ней ценности и установки, может отождествлять себя с западным миром и, возможно, чувствовать себя «комфортно». Но есть и другие человеческие характеры, типы, для которых рационализм, приоритет материальных ценностей, потребительство – либо не ценности вообще, либо нечто вторичное, инструментальное.

Эти мои размышления я хотел бы подкрепить материалами книги Владимира Васина (V. Vassin), нашего бывшего соотечественника, эмигрировавшего в Канаду еще в советское время. Сначала его книга «11-я заповедь» была издана в США, теперь – ив России[824]. В издательской аннотации говорится: «Его иллюзии относительно «светлости» западного общества улетучились довольно быстро». Но это не значит, что бывший россиянин полностью разочаровался в западной действительности. Он признает западную демократию лучшей из реально существующих общественных систем, но все же далекой от идеала и нуждающейся в качественном преобразовании. Наиболее близкими себе из предшествующих критиков современной западной цивилизации В. Васин считает Э. Фромма и О. Хаксли, которых он обильно цитирует.

Одна из главных реалий западного общества, которая вызывает протест автора книги, это бездуховность (или: сниженный уровень духовности) значительной части, если не большинства, населения. За недостатком места приведу только заголовки небольших параграфов, относящихся к разделу «Массы» (с которого В. Васин начинает свой анализ окружающего его социума): «Неразумность, поверхностность мышления», «Стадность, конформизм», «Идолопоклонство», «Потребительство, меркантильность, гедонизм», «Жадность, стяжательство»… Комментарии излишни.

А западная демократия (на которую в первую очередь ссылаются сторонники глобализации «по западному образцу»)? Ее, взятую не в качестве принципа, а в реальном воплощении, В. Васин называет не иначе как «полудемократией». И не без оснований. Он имеет в виду то, что чаще всего это демократия управляемая, связанная с манипулированием сознанием населения, масс. Через какие каналы осуществляется такое манипулирование? Об этом говорят заголовки из следующей главы книги: «Средства массовой информации», «Телевидение», «Демагогия, лицемерие, позерство», «Язык и символика», «Манипулирование общественным мнением», «Реклама», а также: «Индустрия развлечений», «Пропаганда секса», «Терпимость к насилию, преступности и глупости» и другие. Двойные стандарты тоже составляют характерный признак подобной «полудемократии».

Таков не витринный, а более реальный портрет западной цивилизации. Каждый ли хочет идентифицировать себя с нею? Не думаю. А это означает, что проблема выбора между западными и незападными ценностями, между различными типами цивилизаций не снята с повестки дня. Вопреки мнению иных повышенно внушаемых теоретиков, в этом вопросе нет безальтернативности, предзаданности. Субъект на личностном уровне синтезирует весьма различные, «раздирающие» его культурные ценности и установки, но прежде всего он их различает, взвешивает, сопоставляет, выбирает что-либо за основу синтеза.

В наше время глобализацию очень часто характеризуют как процесс, ликвидирующий, «отменяющий» любую локальную идентификацию – государственную, национально-этническую, культурную. Об этом прямо пишут В. М. Межуев, Е. В. Якимова, и особенно выразительно – В. Ф. Галецкий. «…B любой стране современного мира уже, по-видимому, произошел раскол на глобалистов и антиглобалистов, – утверждает он. – Вторые яростно защищали и будут защищать такие вещи, как суверенитет, патриотизм, государственные и национальные интересы. Первые это делать не будут… Глобализация как частный случай интеграции предполагает, что индивид может использовать в своих интересах не только «свое» государство, но и «чужое», главное, чтобы оно находилось в глобализационном (интегрированном) поле»[825].

Комментируя это жесткое «черно-белое» суждение, выделим сначала политическую составляющую идентификации и скажем несколько слов о ней.

Как отмечают исследователи, в глобализации сложным образом сопряжены объективное и субъективное, бессознательное и целенаправленное начала. Когда субъективные усилия людей учитывают зрелость объективных детерминант, устремлены к максимальной адекватности с ними, тогда глобализация может протекать как органический, естественный процесс. Но возможен и иной вариант – когда темпы глобализации желают искусственно форсировать, подстегнуть. В суждениях, подобных приведенному выше, слышны как раз такие «волюнтаристские» нотки. Единомышленники В. Ф. Галецкого (а их немало) игнорируют демократические