Меньше всего беспокойства в этом плане доставлял Большой, организм которого уже вывел отходы жизнедеятельности. Но по той же причине Гош волновался за великана все сильнее с каждым часом. Увы, хваленая эрудиция капитана Дымова не распространялась на методы подкормки коматозников. От одной мысли, что еще денек, и пора будет колоть ребятам какую-нибудь глюкозу или черт его знает, чего им там колют, Гоша начинало трясти мелкой дрожью. И даже глюкозы не было все равно! Видеть, как твои друзья загибаются во сне от голода… Одна радость, что ненормальные москвичи со своими проклятыми танками остались далеко позади. «Лендровер» тянул неплохо, Женя уже не плакала, и можно было бы слегка расслабиться, но ожидание беды сделало дело – Гош привычно впал в тоску.

Вечером, когда до Тулы осталось по прямой не больше пятидесяти километров, Гош свернул с дороги и через поле выехал к небольшому озерцу. Вдвоем с Женей они, пыхтя и ругаясь, вывалили из машины своих коматозников, в очередной раз помыли всех нуждающихся, разделись, схватили по куску мыла и упали в теплую воду.

– Какой ты сильный, Гоша, – заметила Женя. – Я думала, с Большим мы вообще не справимся…

– Я не очень сильный, – ответил Гош, старательно намыливаясь. – Это просто нервное у меня. Если к утру немного успокоюсь, придется Большого лебедкой в багажник тянуть.

Женя протянула руку и провела ладонью по его скользкой от мыла груди.

– Не-ет, ты сильный. Гоша, мы тоже уснем?

– Когда сломался Большой, этого нельзя было сказать наверняка. Теперь я уверен.

– И что тогда будет?

Гош вместо ответа с головой ушел под воду.

– Ничего не будет, – сообщил он, выныривая и бросая мыло на берег. – Ни-че-го. Понимаешь?

– Нет. – Женя шагнула к нему вплотную, обняла за шею и заглянула в глаза.

– Понимаешь, – кивнул Гош. – Отлично понимаешь.

– Ты чего такой злой?

– Я не злой. Я просто думаю – неужели все по новой? Опять просыпаться агрессивным болваном, заново узнавать мир… А следующий цикл сколько продлится? Иногда мне хочется, чтобы мы не проснулись больше. Конечно, я верю в чудо, надеюсь на что-то. Может, в следующий раз ко мне вернутся новые куски памяти. Но… Зачем? Куда нам с тобой еще больше горя, чем мы уже пережили?

Женя крепко прижалась к нему, уткнувшись носом в шею. Дымов мог говорить что угодно – жаловаться, радоваться, даже ругаться, а ей просто было хорошо с ним.

– Ты посмотри, как ведут себя те, кто проснулся с нормальной памятью… – бормотал Гош. – Они рвут жилы, чтобы создать жалкое подобие прежнего мира. Да еще гордятся тем, как умело выживают. А вот тупые – просто живут и радуются. Знаешь, где тупые несчастнее всего? Там, где они сидят под пятой всяких Главных, Борисов и иже с ними. А я не хочу становиться главным ни над кем… И только сейчас до меня дошло, что возрождать погибшую цивилизацию имеет смысл при одном условии. Когда это занятие действительно имеет смысл. Для отдельно взятого человека. Но, боюсь, этот человек – не я.

– Ты уверен, что мы проснемся и опять ничего не будем помнить?

– Не знаю. Я надеюсь, мы проснемся снова. Просто надеюсь. А что тогда будет, уже сказал. Ничего не будет. В смысле – ничего хорошего. Точно будет меньше еды.

– Еды навалом. Вон на том берегу картошка растет. А вдоль дороги пшеница.

– Ну, консервированных ананасов будет меньше. Загнутся машины, не станет батареек, и так далее. Знаешь, в чем этой планете здорово повезло? Я еще не видел людей с признаками радиационного поражения. Наверное, защита на атомных станциях хорошо сработала. Хотя, может, где-то далеко отсюда и были выбросы.

– Значит, мы не вспомним друг друга? – гнула свое Женя.

– Да откуда я знаю…

– Начнем с белого листа?

– Да о чем ты? – забеспокоился Гош, деликатно вырываясь.

– Гошка, ты же меня хочешь. Что тебя держит? Нам, может, жить осталось до утра.

Гош раздраженно крякнул.

– Я еще ни разу не зевнул, – сказал он по возможности мягко.

– Ты хочешь, чтобы в этот наш вечер, последний, я была счастлива?

– Да отчего же последний…

– Я чувствую, Гош. А еще чувствую, что ты тоже этого хочешь. Ты же добрый, Гош. Сделай женщину счастливой. Забудь обо всем. Хватит себя мучить. Ну же, поцелуй меня…

Вода была теплая, а они – почти совсем голые и чересчур близкие люди, чтобы не выполнить последнюю волю друга. Гош понял: она действительно чувствует, что завтра – все, конец. А объяснять, что он хочет совсем не ее, а всего лишь соскучился по женской ласке, было глупо и недобро… «Дурак, что с тобой? Она права – забудь. Рассуди здраво – у тебя не осталось никаких шансов найти свою возлюбленную. Так полюби эту. Разве трудно?»

Женя обвила его ногами за поясницу и целовала, целовала…

– Возьми меня! – хрипло выдохнула она.

«…Разве преданность этой девчонки не заслуживает награды? Какое право я имею ее мучить? Она такая славная…»

И тут же пришла мысль – а как там ОНА? Если жива. Вдруг тоже сейчас думает о нем? Думает, что не встретит его больше никогда, что настоящая жизнь кончена и остается лишь провести отпущенные дни по возможности нормально.

«И все-таки, куда я девал свое обручальное кольцо?!»

И Гош, еще секунду назад отвечавший на поцелуй девушки, застыл. Опустил руки. Посмотрел куда-то вбок отсутствующим взглядом.

Женя спрыгнула с него и, не говоря больше ни слова, ушла на берег.

Гош вдохнул полную грудь воздуха и сделал единственное, что было сейчас уместно, – исчез. Вынырнул на пределе, секунд через сорок, и поплыл, не оглядываясь, вперед.

На берегу хлопнула дверца «Лендровера».

«До чего стыдно! Дымов, ну как ты мог? А вот не мог! Полное размежевание тела и души. Тело реагирует, а душа не хочет. И черта с два ее заставишь… Утопиться, что ли?.. Вот нырну сейчас со всей дури и выдохну. Да нет, здесь, похоже, неглубоко. Успею выскочить наверх. Инстинкт выгонит. Эх, Дымов, сколько тебя жизнь ни ломает, а ты все нормальный и нормальный… Порядочные люди давно обезумели, а с тебя как с гуся вода. Кстати, очень теплая вода. Обожаю».

Когда он приплыл назад, Жени у машины не было. Не было еще одного автомата, пары магазинов, нескольких банок консервов, любимого пистолета Цыгана и его же рубашки, в которую Женя, видимо, завернула поклажу. И пропала Костина финка.

Гош сел в машину, врубил дальний свет. На миг показалось, что где-то у дороги мелькнул расплывчатый силуэт. Гош завел мотор и поехал к дороге, внимательно разглядывая траву. Следов не увидел. Он еще покрутился для порядка, но быстро сообразил, что Женя нарочно ушла лесом, вовсе даже не к шоссе, и искать ее ночью по кустам бесполезно.

Тогда он вернулся на берег, к распластанным на одеялах телам, заглушил двигатель, сунул руку под сиденье и достал литровую бутылку водки. Нашел пластиковый стаканчик, распорол штык-ножом банку тушенки.