день ответа от Роджера еще не было, да и не могло быть, но Гетта изводилась тревогой и помнила угрозу брата. Феликс о ней совершенно позабыл, да и вообще не думал обо всей истории.

– Феликс, не говори об этом с мистером Монтегю!

– О чем не говорить? А, об этой женщине, миссис Хартл? Непременно поговорю. Мужчину, который так поступает, надо поколотить, и, клянусь небом, если он так поступил с тобой, я его поколочу.

– Я хочу тебе сказать, Феликс, если это так, я с ним больше не увижусь.

– Если это так! Я тебе сказал, что знаю.

– Маменька написала Роджеру. По крайней мере, я уверена, что написала.

– Для чего она ему написала? При чем тут Роджер Карбери?

– Ты сам сказал, что он знает! Если он скажет, что это правда, то есть что мистер Монтегю и впрямь собирается жениться на той женщине, я никогда его больше не увижу. Пожалуйста, не ходи к нему. Если такое несчастье случилось, лучше стерпеть его молча. Что тут можно исправить?

– Предоставь это мне, – сказал сэр Феликс и с видом праведного братского негодования вышел из комнаты.

Он тут же приказал отвезти себя на квартиру Пола Монтегю. Если бы Гетта благоразумно промолчала, он бы не вспомнил о долге. Сэр Феликс, разумеется, знал, что дуэли остались в прошлом и даже палки и кулаки вышли из моды.

– Монтегю, – сказал он, собирая последние остатки достоинства, заметно пострадавшего от недавних событий, – полагаю, я прав, когда говорю, что вы помолвлены с американской дамой, миссис Хартл.

– В таком случае позвольте сказать, что вы никогда в жизни так не ошибались. Какое вам дело до миссис Хартл?

– Когда человек делает предложение моей сестре, полагаю, это очень даже мое дело, – возмутился сэр Феликс.

– Что ж… да, признаю, вы полностью в своем праве. Если я ответил грубо, то приношу извинения. Теперь о фактах. Я не женюсь на миссис Хартл. Я догадываюсь, откуда вы знаете ее имя, но, раз вы его слышали, я без колебаний вам это говорю. Поскольку вы знаете, где она живет, можете пойти и сами ее спросить, если вам угодно. С другой стороны, я ничего так не хочу, как жениться на вашей сестре. Надеюсь, я полностью ответил на ваш вопрос.

– Вы были помолвлены с миссис Хартл?

– Мой дорогой Карбери, я не считаю, что должен рассказывать вам мое прошлое во всех подробностях. И я точно не стану отвечать на вопросы, заданные во враждебном тоне. То, что вы, вероятно, слышали о миссис Хартл, оправдывает ваше желание как брата спросить, есть ли у меня по отношению к ней какие-либо обязательства. Я говорю вам, что нет. Если у вас остались какие-либо сомнения, обратитесь к самой даме. Помимо этого, я ничего говорить не обязан и не буду, по крайней мере в настоящий момент.

Сэр Феликс по-прежнему хорохорился, разыгрывая негодующего брата, но никаких шагов к тому, чтобы покарать обидчика, не предпринял.

– Конечно, Карбери, – продолжал Монтегю, – я хочу смотреть на вас как на брата, и если груб с вами, то лишь в ответ на вашу грубость.

Сэр Феликс был теперь – впервые с начала своих злоключений – в той части города, где привык проводить время, и, собравшись с духом, направился в «Медвежий садок». Он рассчитывал выпить хересу, перекинуться словом с одним-двумя посетителями, которых застанет в этот час, и так постепенно вернуться к старым привычкам. Однако клуб оказался заперт. «Что это с Фосснером?» – пробормотал сэр Феликс, вытаскивая часы. Было почти пять. Он позвонил в колокольчик и постучал в дверь, чувствуя, что это случай проявить смелость. Спустя довольно долгое время вышел один из слуг в том, что можно назвать партикулярным платьем, отодвинул засовы и сообщил ошеломляющую новость: клуб закрылся!

– Ты хочешь сказать, я не могу войти? – спросил сэр Феликс.

Именно это слуга и хотел сказать, поэтому приоткрыл дверь меньше чем на фут и остался стоять в проходе. Герр Фосснер уехал. Было собрание комитета, и клуб закрылся. Если слуга и располагал еще какими-либо сведениями, он не пожелал делиться ими с сэром Феликсом.

– Клянусь Богом! – воскликнул молодой баронет, кипя от негодования.

Он намеревался (убедил себя сэр Феликс) пообедать в клубе и провести приятный вечер в кругу избранных друзей. И тут выясняется, что клуб закрыт, а Фосснер уехал! По какому праву закрыли клуб? По какому праву Фосснер уехал? Разве сэр Феликс не оплатил подписку вперед? По всему миру чем хуже человек себя ведет, тем сильнее он возмущается причиненными ему обидами. Сэр Феликс почти думал, что сумеет взыскать ущерб с комитета.

Он отправился прямиком в дом миссис Питкин. Короткое время назад сэр Феликс в ее присутствии наполовину пообещал жениться на Руби и сказал, что заглянет завтра. Назавтра он не заглянул, но считал это пустяком. Молодой человек в его положении не должен за такое даже извиняться. В дом его впустила сама Руби, которая, разумеется, очень обрадовалась.

– Знаете, кто в городе? – спросила она. – Джон Крамб! Но хоть бы он и явился сюда при всем параде, я не стану с ним говорить, только скажу, чтобы шел прочь.

Сэр Феликс, слышавший это имя раньше, немного поежился.

– Не знаю, для чего ему приходить, ежели я ему яснее ясного сказала, что не желаю его видеть.

– Он полное ничтожество, – сказал баронет.

– Он бы сей день на мне женился, кабы я согласилась, – возразила Руби, которой, возможно, не понравились такие слова о ее честном старом ухажере. – И у него все есть, и мебеля, и другое. И деньги в банке немалые. Но я его презираю.

И Руби, тряхнув головкой, прильнула к плечу аристократического кавалера.

Разговор происходил в гостиной. Тут из кухни поднялась миссис Питкин с намерением разрушить любовную идиллию напоминанием о суровой жизненной прозе.

– Итак, сэр Феликс, – начала она, – если между вами все честь по чести заметано, то, конечно, вы можете видеться с моей племянницей.

– А если заколото? – спросил беспечный неотразимый Лотарио.

– Хоть бы и заколото, лишь бы все было по-честному.

– Мы с Руби оба честные – ведь правда, Руби? Я хочу сводить ее на обед. Она вернется рано – до десяти часов.

Руби еще нежнее приникла к его плечу.

– Бери шляпку, Руби, смени платье и пойдем. Мне столько всего надо тебе сказать.

Столько всего сказать! Им нужно назначить день свадьбы! Феликс сообщит, где они будут жить. Они обсудят ее подвенечное платье, – может быть, Феликс даст ей денег, чтобы его купить! Столько