– А ты подумай сама. На тот момент Анна тоже была довольно известна. Любые пересуды, а тем более скандал вокруг ее имени, тотчас же поставили бы крест на ее певческой карьере. К тому же она прекрасно понимала, что Григ никогда не разведется с женой. А мы с тобой оба знаем – Анна была весьма трезвомыслящей молодой женщиной. Прагматичной, как сказали бы ныне. И весьма разумной к тому же. Готов поспорить на что угодно, они с Григом все обмозговали заранее и заключили между собой такую вот взаимовыгодную сделку.

– Но если ты прав, то Йенс, вернувшись к Анне, застал ее уже на пятом месяце беременности. Так почему же он остался с ней?

– Наверное, потому, что тоже вполне отдавал себе отчет в том, что с ним может случиться уже в ближайшем будущем, если он откажется вернуться в семью. Сдохнет от голода в какой-нибудь парижской канаве. А Григ, со своей стороны, наверняка пообещал Йенсу всяческое содействие в продвижении его композиторской карьеры. По-моему, Алли, это вполне очевидно. Словом, все трое договорились между собой к вящей выгоде для каждого из них.

– А уже через год с небольшим обе супружеские четы поселились рядом, можно сказать, в двух шагах друг от друга. Боже мой, Том, неужели ты думаешь, что Нина ни о чем не догадывалась?

– Не знаю, что тебе ответить. Вне всякого сомнения, она обожала своего мужа, но ей, как и всякой женщине, вышедшей замуж за гения, приходилось платить за это свою цену. Так есть и так было всегда. Вполне возможно, она закрыла глаза на все после того, как муж снова вернулся к ней. И потом, не забывай, был ведь еще и маленький Хорст. Живя рядом с Халворсенами, Григ имел возможность видеться со своим сыном так часто, как ему того хотелось, не вызывая при этом никаких подозрений у окружающих. Тебе же известно, что собственных детей у них с Ниной не было. А в одном из писем, адресованном приятелю, тоже композитору, Эдвард Григ открыто признается, что обожает малыша Хорста.

– Иными словами, Йенс был вынужден смириться с тем, что есть.

– Да. Лично я считаю, что он понес заслуженное наказание за свое предательство по отношению к Анне. До конца дней он прожил в тени музыкального гения Эдварда Грига. Да еще при этом растил его незаконного сына как своего собственного.

– Тогда скажи на милость, с чего бы это Йенсу писать свою биографию и биографию жены, коль скоро у них с Анной была такая страшная семейная тайна?

– Напоминаю, Анна умерла в том же году, что и Эдвард Григ. Собственно, именно после смерти последнего зазвучали наконец и сочинения самого Йенса. Возможно, Йенс решил немного подпитать материально свой наметившийся успех. Ведь настоящей славы и признания у него никогда не было. А тут книга мгновенно стала бестселлером и наверняка принесла ему солидное материальное вознаграждение.

– Но ему следовало более осторожно обращаться с датами, – заметила я вскользь.

– А кто бы о чем догадался, Алли? Ведь для того, чтобы сопоставить все факты, любителям горяченького пришлось бы отправиться в Лейпциг на поиски оригинальной метрики Хорста. Как это сделал я.

– Да, спустя более ста двадцати лет после описанных событий. Но сегодня, Том, вся эта история представляется мне не более чем досужим вымыслом.

– А ты взгляни на них! Хорошенько всмотрись. – Том достал из папки три фотографии. – Вот здесь Хорст запечатлен уже молодым человеком. А это – два его предполагаемых папаши. И на кого, по-твоему, он похож?

Я внимательно изучила все три фотографии. Да, сомнений нет.

– Но, Том! – уцепилась я за свой последний аргумент. – Вполне возможно, Хорст пошел в мать. Анна ведь тоже была голубоглазой и светловолосой, как и Григ.

– Ты права, – согласился со мной Том. – Вот так всегда, когда берешься реконструировать прошлое. Все наши поиски базируются, как правило, на документах и вещественных доказательствах плюс, что немаловажно, на наших собственных предположениях. Так почему же не предположить, хотя бы на мгновение…

Внезапно до меня дошло, что именно значили эти слова Тома.

– То есть ты хочешь сказать, что Хорст, Феликс и мы с тобой, все мы…

– Именно так. Недаром же я предупредил тебя в самом начале нашего разговора, что, вполне возможно, ты вовсе и не Халворсен.

– Честно, Том, это все слишком грандиозно, чтобы начать примерять твои открытия на себя. Но, предположим, мы захотим все же примерить их, сможем ли мы каким-то образом доказать свою причастность к Эдварду Григу?

– Элементарно! У брата Грига, Джона, были дети, их наследники живы до сих пор. Мы представим свои доказательства и попросим их пройти тест ДНК. Я уже много раз думал о том, чтобы связаться с ними. А потом раздумал. В самом деле, что нам это даст? А шум поднимется несусветный, что, в конечном счете, нанесет лишь урон безупречной репутации Грига. Все это было давным-давно, более ста двадцати лет тому назад. А я лично, к примеру, хотел бы получить известность как музыкант за собственные заслуги, а не потому, что причастен каким-то образом к скандальной любовной истории, случившейся много лет тому назад. Пусть прошлое останется в прошлом, решил я. Именно руководствуясь этими соображениями, я и не стал делиться с читателем своими открытиями. Ты тоже, Алли, все должна решить для себя сама. Сразу же скажу, я не стану винить тебя, если ты решишь пойти до конца и выяснить всю правду, как она есть.

– Господь с тобой, Том. Я прожила на этом свете уже тридцать лет и ни разу не задумывалась о том, кто я и откуда. В моей прежней жизни меня все устраивало. А сейчас, полагаю, с меня и так хватит открытий на генном уровне, – с улыбкой ответила я. – А что будем делать с Феликсом? Ты сказал, что пока не поставил его в известность.

– Да. Видишь ли, я ему не очень доверяю. Напьется и начнет хвастаться, что он праправнук самого Грига. Втянет нас еще, чего доброго, в какие-нибудь дрязги.

– Согласна. – Я вздохнула. – Но согласись, история просто потрясающая.

– Да. А сейчас, когда я наконец облегчил душу и все тебе рассказал, не выпить ли нам чайку? Как смотришь?

* * *

Через несколько дней я получила из Женевы свою метрику и показала ее Тому. Потом написала в больницу в Трондхейме и в местную службу по усыновлению и опеке. Меня не столько интересовали подробности того, как именно я появилась на свет и как меня удочерили, сколько было любопытно узнать, каким же образом Па Солт отыскал меня.

– Взгляни, – сказала я Тому. – Марта назвала меня Фелицией, наверняка в честь Феликса.

– Красивое имя. Мне оно нравится. И девочкам очень подходит, – пошутил Том.

– Увы, мой дорогой, но я уже давно не девочка. Имя Алли подходит мне гораздо больше, – возразила я брату.

Я показала ему еще один документ, который мне прислали вместе с метрикой. Официальная справка, заверенная печатью, сообщала, что меня удочерили 3 августа 1977 года. Правда, никаких других подробностей в справке не приводилось.