– Я уже обратилась с запросом в несколько агентств, занимающихся проблемами усыновление детей-сирот, и все они ответили мне, что не располагают никакими данными о факте моего официального удочерения. Из чего сам собой напрашивается вывод, что вся процедура была сугубо приватной. Короче, Па Солт должен был, так или иначе, встретиться с Мартой, – задумчиво обронила я, вкладывая в папку последнее из полученных мною писем.

– Знаешь, о чем я подумал, Алли? – внезапно сказал Том. – Ты рассказала мне о том, как твой приемный отец удочерил шесть девочек и назвал каждую из них в честь звезды, входящей в созвездие Плеяды. Что, если это не Марта, а он сам сделал выбор? Выбрал тебя, а не меня? Что скажешь?

Я немного подумала над словами брата и пришла к выводу, что в них что-то есть. И у меня почему-то сразу же отлегло от сердца. Я встала со своего места и подошла к роялю, за которым сидел Том. Обхватила его за шею и прошептала:

– Спасибо тебе. Мне стало гораздо легче.

– Все в порядке, Алли.

Я мельком глянула на нотные листы, стоявшие на пюпитре, испещренные многочисленными карандашными поправками.

– Чем занимаешься?

– Да вот просматриваю, что успел сделать тот парень, которого мне порекомендовал Дэвид Стюарт для оркестровки «Героического концерта».

– И как впечатление?

– По правде говоря, не очень. И я сильно сомневаюсь, что с такими темпами работы он успеет сделать всю оркестровку концерта к декабрю. Уже конец сентября, а к концу следующего месяца все ноты должны быть уже распечатаны, чтобы музыканты оркестра могли приступить к репетициям. Дэвид клятвенно заверил меня, что «Героический концерт» обязательно будет включен в программу концерта, посвященного столетию со дня смерти Эдварда Грига. И я сильно расстроюсь, если это не случится. – Том устало пожал плечами. – Но вот это, – он кивнул на ноты, – никуда не годится. Такое даже невозможно показать дирижеру.

– Как жаль, что я ничем не могу помочь тебе, – обронила я и тут же ухватилась за идею, только что пришедшую мне в голову. Правда, у меня не было полной уверенности в том, что ее стоит озвучивать вслух.

– Ну что там у тебя? Выкладывай! – приказным тоном скомандовал Том. Вот уж воистину, от моего брата-близнеца ничего нельзя утаить. Читает все мои мысли, словно открытую книгу.

– Только пообещай мне, что ты не отвергнешь мое предложение с ходу.

– Ладно, не отвергну. Говори.

– Думаю, эту работу вполне может осилить наш отец. В конце концов, Феликс – родной сын Пипа. Наверняка у него будет особое отношение к музыке отца.

– Что?! Да ты с ума сошла, Алли! Понимаю, тебе страсть как хочется слепить из нас этакую дружную и счастливую семейку. Но то, что ты предлагаешь, – это уже явный перебор. Феликс – пьяница и пустомеля, человек, который за всю свою жизнь не занимался ничем серьезным. Я ни за что не отдам концерт, столь дорогой для меня, в его руки. А зачем? Чтобы он уничтожил его? Или, что еще хуже, выполнил бы работу наполовину, а потом взял и все бросил. Если мы действительно хотим, чтобы премьера сочинения нашего дедушки состоялась на декабрьском концерте, то определенно нам следует искать какой-то иной путь.

– А ты знаешь, что Феликс по-прежнему ежедневно часами музицирует дома? Играет для души, для собственного удовольствия, так сказать. И не ты ли уж сто раз повторял в разговорах со мной, что он гений? Что еще подростком он сочинял музыку и сам занимался оркестровкой своих произведений? – возразила я брату.

– Все, Алли, хватит! Вопрос закрыт, раз и навсегда.

– Хорошо. Будь по-твоему. – Я недовольно пожала плечами и вышла из комнаты. Отказ Тома разозлил меня не на шутку. Собственно, это была первая серьезная стычка, которая случилась у нас с братом с момента нашего знакомства.

Вечером того же дня Том отлучился из дома. Пригласили на собрание коллектива оркестра. Я знала, где он хранит рукопись концерта Пипа: в бюро, что стоит в гостиной. Честно говоря, я не была уверена в том, что поступаю правильно. Но тем не менее я отомкнула бюро, извлекла из него стопку нот и сложила ее в рюкзак. Затем взяла ключи от своей машины, которую недавно арендовала, и вышла из дома.

* * *

– Что скажешь, Феликс?

Я коротко рассказала отцу историю создания «Героического концерта». Поведала ему о том, что мы уже отчаялись найти хорошего специалиста, который помог бы нам с оркестровкой концерта. Потом Феликс наиграл мне концерт, исполнил его от начала и до конца. И хотя он впервые видел ноты этого произведения, он не сделал ни единой ошибки. Напротив! Его игра была технически безупречной и вдохновенной, что сразу же выдавало в нем по-настоящему одаренного пианиста.

– Это действительно здорово! Видит бог, а мой покойный отец был весьма талантливым человеком.

Феликс был явно впечатлен музыкой, которую когда-то сочинил Пип. Неожиданно для себя я подошла к отцу и сжала его плечо.

– Ты прав. Он был очень талантлив.

– К несчастью, я его совсем не помню. Я ведь на момент его смерти был еще совсем крохой. И двух лет не было…

– Знаю. И какая трагедия, что премьера этого концерта так и не состоялась. Неужели сейчас ничего нельзя сделать?

– Можно, при надлежащей оркестровке, разумеется… Вот здесь, к примеру, первые четыре такта – вступает гобой, дальше – скрипка, – он ткнул пальцем в партитуру, – а тут, к вящему изумлению всех слушателей, к ним присоединяется тимпан. Вот так! – С помощью двух карандашей Феликс проиллюстрировал мне ритм, в котором должен прозвучать тимпан. – Вот будет сюрприз для тех слушателей, кто посчитает, что они слушают еще одну стилизацию под Грига. – Он хитровато улыбнулся, и в его глазах запрыгали веселые огоньки. Потом он схватил чистый лист нотной бумаги и быстро заполнил ее теми знаками, которые соответствовали ранее озвученным мыслям. – Передай Тому, что оркестровка должна быть выполнена настоящим мастером. И вот еще что. – Феликс снова коснулся рукой клавиш. – Тимпан должен продолжать звучать и тогда, когда вступают скрипки. Тогда в музыке появится скрытое предчувствие надвигающейся беды.

Феликс снова поспешно внес какие-то пометки в нотный лист. Внезапно он остановился и взглянул на меня.

– Прости, но, кажется, меня занесло. Однако все равно спасибо, что показала мне эту музыку.

– Феликс, как думаешь, сколько времени тебе бы потребовалось для того, чтобы полностью оркестровать этот концерт?

– Пожалуй, месяца два, не меньше… Все же музыка, которую сочинил мой отец, она весьма оригинальна. Впрочем, я уже слышу ее такой, какой она должна будет прозвучать в сопровождении оркестра.

– А как насчет трех недель?

Феликс удивленно округлил глаза, потом глянул на меня с усмешкой.

– Ты шутишь, да?

– Вовсе нет. Я не шучу. Я сделаю для тебя фотокопию партии фортепьяно, а ты должен будешь оркестровать все остальное. И если ты уложишься в три недели и сделаешь это так же блестяще, как и то, что ты продемонстрировал мне сейчас, уверена, ни Том, ни руководитель Филармонического оркестра Бергена не будут возражать против твоей оркестровки и примут концерт к исполнению.