В 1931 году Вильгельм основал «Доорнское исследовательское общество» (ДАГ). Под его эгидой предполагалось проводить ежегодные симпозиумы. Тематика должна была концентрироваться вокруг дидактических аспектов античной культуры — эта проблема особенно заинтересовала экс-кайзера. Готовились исследования по культу Горгоны, истории Вавилона, происхождению Библии, обсуждались темы монад и религиозной символики; в частности, много говорилось о свастике, которая начиная с начала 20-х годов XX века стала своего рода опознавательным знаком правого экстремизма и в этом качестве была использована Адольфом Гитлером.

Со временем круг участников доорнских бдений расширился — присоединились Юлиус Йордан, профессор Фридрих Зарре и профессор Кереньи из Будапешта. Протоколировал заседания отставной генерал-майор граф Детлеф фон Шверин. Активное участие в обсуждениях принимал еще один адъютант экс-кайзера — майор барон Ульрих фон Зелль. По сути, речь шла о возрождении идей Хьюстона Стюарта Чемберлена. Вот типичный отрывок из протокола одного из «симпозиумов»: «Без сомнения, нам нужен здоровый национализм — с тем, чтобы вокруг нас сплотилась вся немецкая раса, и чтобы раз и навсегда был положен конец разрушительной антинациональной деятельности Рима и еврейства. Да поможет нам Бог!»

Еще до войны Вильгельм достаточно нетерпимо относился к евреям (в какой-то степени то же самое можно сказать и о его отношении к франкмасонам). Интересное свидетельство на этот счет оставила нам леди Сьюзан Таунли. Ценность ее воспоминаний в том, что эту даму вряд ли можно назвать юдофилкой и относятся они к тому времени, когда еще никто не мог предположить, что Таунли в будущем будет воспринимать своего старого приятеля как воплощение мирового зла и даже попытается бороться с этим злом с помощью своих кулачков (вспомним эпизод на станции Маарн 11 ноября 1918 года!). Речь шла о мирной беседе между ней и Вильгельмом задолго до начала европейского пожара, беседе, в ходе которой был затронут пресловутый «еврейский вопрос». Вильгельм солидаризировался с точкой зрения историка Трейчке, которая выражалась простой формулой: «Евреи — наше несчастье». Кайзер заявил (в изложении его собеседницы) следующее. «Евреи это проклятие для моей страны… Они держат людей в бедности, чтобы не дать им вырваться из своих лап. В каждой немецкой деревушке сидит этот грязный еврей и как паук залавливает людей в паутину долговой кабалы. Он дает ссуды небогатым крестьянам под залог их земли, и постепенно все оказывается у него в руках. Евреи — это паразиты на теле моего рейха. Еврейский вопрос — это один из самых больших и трудных для меня, и я просто не представляю себе, как с ним справиться!» Леди Сьюзан добавляет, что с годами антисемитизм Вильгельма уменьшился, и это — лишнее основание доверять ее рассказу: если бы она хотела скомпрометировать Вильгельма, она бы не позволила себе такого замечания. К тому же, повторим, все это было до начала войны.

В те редкие моменты, когда влияние на Вильгельма со стороны ярых антисемитов в его окружении — Вальдерзее, Эйленбурга или Берга — ослабевало, он становился приверженцем принципа «кто еврей, определяю я сам». В этом смысле его взгляды мало чем отличались от взглядов массы немцев, как, впрочем, и ненемцев тоже. Еврейские ростовщики, разного рода жуликоватые посредники, занимавшиеся оптовой виноторговлей, были далеко не лучшими представителями рода человеческого. С другой стороны, Вильгельм, пожалуй, даже в большей степени, чем другие представители его сословия, признавал заслуги тех магнатов еврейской национальности, которые во время его правления дали могучий толчок развитию германской торговли и подняли ее на уровень, не уступающий никому в мире. В этом контексте можно считать трагическим обстоятельством тот факт, что его последняя встреча с Баллином происходила в присутствии Берга. После войны ситуация коренным образом изменилась. Большинство его соотечественников были склонны винить Вильгельма во всех своих несчастьях, и он в естественном стремлении снять с себя эти обвинения тоже стал искать козла отпущения. Взор его упал на «международное еврейство» — вечную мишень нападок и обвинений в периоды, когда народные страсти разгорались особенно сильно. Большое влияние на него оказала публикация «Протоколов сионских мудрецов». Первое немецкое издание этого «труда» появилось в Шарлоттенбурге в 1919 году, однако Вильгельм впервые ознакомился с ним только год спустя. Тогда он жил в Амеронгене, и его часто видели за чтением этой явной фальшивки. «Протоколы» произвели сильное впечатление на бывшего кайзера, и он рекомендовал их как обязательное чтение всем встречным и поперечным.

«Протоколы», по всей вероятности, были творением агента царской охранки Сергея Нилуса. Они представляли собой «записи бесед» неких высокопоставленных лиц еврейской национальности, якобы преисполненных решимости разрушить существующий мировой порядок и установить еврейское господство. «Мудрецы» отвергали всякие понятия о морали, считая ее выдумкой «гоев», то есть неевреев. Царство «гоев», как утверждалось в «Протоколах», созрело для уничтожения: «Их молодежь отравлена алкоголем, оглуплена классическим образованием и ранним развратом, чему ее обучают наши особые агенты — учителя, лакеи, гувернантки, наши чиновники, наши женщины в местах, посещаемых гоями».

В позднейших писаниях экс-кайзера можно найти прямые текстуальные заимствования из «Протоколов». Это относится, в частности, к следующему пассажу из их текста: «Свобода, равенство, братство — эти слова как плодовый червь подтачивают благосостояние гоев, неся с собой гибель миру, спокойствию, единству и всем фундаментальным основам их государств». У Вильгельма, видимо, живой отклик вызвал тезис об «аристократии денежного мешка», вытеснившей аристократию в подлинном смысле слова. Он хорошо знал берлинских банкиров и американских скотопромышленников, собиравшихся на своих яхтах на «Кильской неделе». В свое время он и сам привечал их и симпатизировал им. Зато он нашел оправдание своей ненависти к либеральной прессе: все дело в том, что пресса — в руках «мудрецов», которые признают, что «через прессу мы приобрели власть и влияние, сами оставаясь в тени».

В «Протоколах» Вильгельм обнаружил и вполне устраивающее его объяснение причин свергнувшей его революции: «мудрецы», уничтожив аристократию и обманув народ лозунгом «свободы», превратили его в толпу кровожадных тварей: «В те времена, когда люди видели в монархах и их тронах воплощение воли Божьей, они безропотно подчинялись их деспотической власти, однако с того момента, как мы внушили им идею прав человека, они стали воспринимать обладателей тронов как простых смертных. Святой елей Божьего помазанника перестал что-либо значить для них, а когда мы вдобавок украли у них веру в Бога, власть оказалась на улицах в виде общественной собственности, дабы стать нашей легкой добычей».

«Мудрецы» признавали свое сходство с иезуитами и франкмасонами, более того, намекали на свое руководство масонскими ложами. «Для управления своими менее разумными братьями» они считали полезным и антисемитизм. После захвата власти «мудрецы» намеревались, по их собственным словам, ликвидировать национальные государства. Верховным правителем мира, по их мнению, должен был стать «царь Израиля». Путь к достижению этой цели лежит через либеральный конституционализм, который уже пришел на смену единственному прочному оплоту гоев — деспотизму, поскольку «любая конституция, как мы хорошо знаем, — это не что иное, как школа разлада, недоразумений, ссор, разногласий, бесплодных партийных дрязг».