Вильгельм ел большое количество фруктов: любил вишни, яблоки, клубнику, персики, апельсины. В этом, пожалуй, было его единственное сходство с Фридрихом Великим. Ананасы у него не шли. Обязательным угощением для гостей был ликер из Кадинена, но сам он его не пил. Крепкие напитки Вильгельм никогда не употреблял. После рубки дров он обычно принимал чарку портвейна, закусывая ее сандвичем. Часто к обеду и ужину подавалось красное немецкое шипучее вино, которое в замке гордо именовали «бургундским». Вильгельм с удовольствием пил сильно разбавленный водой «Ассманхаузен», изготовляемый из особого сорта черного винограда.

После ужина всем приходилось выслушивать его рассказы, причем мужчинам — стоя. Вирек однажды чуть не свалился на пол от усталости, для подкрепления сил ему пришлось подать коньяк. Женщинам было легче — они сидели, но зато им труднее было бороться со сном. Вильгельм не был склонен прощать проявления невнимания со стороны аудитории. Однажды, когда графиня Брокдорф явственно клюнула носом, он укоризненно прикрикнул на нее: «Графиня, Вы не слушаете!» Она заявила, что, напротив, слушает, и очень внимательно. «Тогда повторите мою последнюю фразу!» — коварно предложил ей оратор.

Бывший кайзер стал плодовитым писателем, но, достаточно трезво оценивая свои способности, предпочитал, чтобы авторскую работу за него выполнял кто-либо другой. Первой жертвой стал Розен. С его помощью был создан первый шедевр «Хронологические таблицы», в котором проводился сравнительный анализ действий правительств различных стран накануне войны. Замысел был очевиден: показать, что вина лежит на Антанте с ее политикой окружения Германии. Объективной эту работу назвать было трудно. Например, в ней ни словом не упоминалось об инциденте с «прыжком пантеры» или о поощрении австрийцев на войну против Сербии. Следующий труд — «События и образы» — был построен в виде мемуаров; он, по сути, являлся апологией внешней политики, проводимой кайзером Вильгельмом II. Книга имела определенный успех — но только не среди обитателей Доорна: там во время вечерних бдений они много раз прослушали то, что было теперь напечатано, и это надоело им до тошноты.

Как уже говорилось, муки литературного творчества Вильгельма не касались. Задания по сочинению отдельных фрагментов получали практически все более или менее способные на этот подвиг члены его окружения. Требовался кто-то один, кто свел бы все это воедино и придал целому приемлемую литературную форму. Розен после первого опыта отказался от дальнейшего сотрудничества. За дело взялся Карл Фридрих Новак, журналист из Богемии, во время войны — фронтовой репортер. Тот факт, что он был еврей, нимало не озаботил Вильгельма, хотя антисемитам в его окружении мысль о присутствии Новака в доме явно претила. Личность эта была, надо сказать, довольно экзотическая. Его неразлучной спутницей была секретарша, «княжна Саша Долгорукая». По свидетельству английского журналиста и разведчика Роберта Брюса Локкарта, она была дочерью известного русского анархиста князя Кропоткина. Если это так, то, пожалуй, трудно назвать фигуру, более далекую по духу от обычных посетителей Доорна. На основании имевшихся в Доорне документов Новак начал писать биографию Вильгельма, естественно, в абсолютно апологетическом духе; были опубликованы первые два тома, но на этом все и закончилось.

Тогда же, в сентябре 1922 года, состоялась первая встреча между Вильгельмом и американским автором Джорджем Сильвестром Виреком. Он был внуком немецкой актрисы Эдвины Вирек; от кого она родила сына, будущего родителя Джорджа, было предметом непреходящих слухов и сплетен. Считалось, что от кого-то из Гогенцоллернов, очень возможно, от самого кайзера Вильгельма I. Джордж, или Георг, до тринадцати лет жил в Германии, учился в немецкой школе и только потом переехал за океан, где ему суждено было стать самым ярым американским апологетом германского рейха. Во время Первой мировой войны он стал фигурой крайне непопулярной среди сторонников Антанты, особенно после того, как он во всеуслышание объявил, что трюмы готовой к отплытию «Лузитании» набиты военными материалами, и она будет неминуемо потоплена.

Вирек пробыл в Европе семь месяцев; за это время он успел взять множество интервью — у бывшего кайзера, у Вилли Маленького и у Гитлера. Вирек с энтузиазмом принялся за выполнение нелегкой задачи — повысить репутацию Вильгельма в глазах американской общественности. Как пишет исследователь его творчества, Нейл Джонсон, «Вирек сумел благодаря доверительной информации, полученной им лично от экс-кайзера, пролить новый свет на его личность и деяния, что способствовало опровержению легенды о „берлинском чудовище“, созданной в период войны». В изображении Вирека Вильгельм предстал как «вполне симпатичная фигура, сочетающая в себе качества простоты, достоинства и интеллектуального совершенства, как человек с обликом атлета и мышлением ученого, который с увлечением и чистыми помыслами неофита решил посвятить себя служению науке».

Вильгельм в разговорах с Виреком, естественно, не жалел бранных слов по адресу мирового масонства и международного капитала (центры этих зловещих организаций, в его представлении, находились в Лондоне), вновь и вновь возвращаясь к тезису о политике окружения Германии, имевшей место перед началом войны. Он не слишком почтительно выразился о посланце Вильсона — Хаузе: что можно ожидать от полковников, которые никогда в жизни не командовали даже взводом! По мнению Вирека, Вильгельм сохранил любовь к отечеству. «Он прежде всего немец, а потом уже монарх. Он любит свою страну больше, чем самого себя».

У Вильгельма и его окружения возникли некоторые подозрения относительно того, что Вирек руководствуется исключительно меркантильными соображениями и намерен хорошо заработать на полученных интервью. Однажды Вильгельм даже в шутку посоветовал Ильземану пристрелить надоедливого американца. Тем не менее позднее, в 1923 году, Виреку был дан карт-бланш на формирование должного имиджа Вильгельма в Америке, и вплоть до 1930 года он ежегодно наезжал в Доорн. Американский читатель узнал от него, в частности, что от прежних времен у Вильгельма сохранились только два качества: «чувство долга» и «чувство юмора». «Чтобы узнать кайзера, надо услышать, как он смеется» — уже из одной этой фразы можно понять направленность работ Вирека.

В одной из бесед с Виреком Вильгельм вновь вернулся к теме «божественного происхождения» власти монарха: «Все подчиняется воле Господней. Король — такой же исполнитель его предначертаний, как и самый простой крестьянин». Среди тех, у кого Вирек брал интервью, был и Муссолини, который обнаружил живой интерес к личности Вильгельма и спросил журналиста: не думает ли бывший кайзер о возвращении на престол? Вирек ответил, что «человек, однажды вкусивший власти, никогда не удовлетворится чем-то меньшим, император в Доорне чувствует себя так же, как Наполеон на острове Святой Елены». Эта беседа происходила как раз накануне начала «марша на Рим», предпринятого Муссолини 30 октября 1922 года с целью захвата власти в Италии.

Бракосочетание Вильгельма и Эрмо состоялось 5 ноября 1922 года в годовщину битвы при Россбахе. Новоиспеченная императрица с сестрой и младшей дочерью прибыла накануне вечером. Вильгельм встретил их у ворот замка. Как пишет Ильземан, «счастливая невеста пулей вылетела из машины — прямо в объятия кайзера; последовал обмен страстными поцелуями, после чего она позвала свою дочку и сказала ей, чтобы она поздоровалась с „папой кайзером“. Еда была ужасной: плов и шоколадный пудинг».