середине комочек размером с куриное яйцо, окрашивающий бледно-красным проходивший сквозь него солнечный свет, будто сам светился изнутри. Этот комочек рос прямо на глазах. И И понял, что это свернувшийся колечком эмбрион с плотно зажмуренными выпирающими глазами и перекрещенной красными кровеносными сосудами огромной по сравнению с тельцем головой. И этот эмбрион стремительно рос. В конце концов крохотное тельце развернулось и принялось плавать по-лягушачьи внутри сферы. Жидкость постепенно мутнела, так что проходящий сквозь нее солнечный свет обрисовывал лишь нечеткий силуэт, который продолжал увеличиваться и в конце концов сделался плавающим человеком. Тогда сфера вновь сделалась непрозрачной, и из нее на пол выпал голый мужчина.

Клон И И неуверенно поднялся на подкашивающиеся ноги; его мокрая кожа блестела в солнечном свете. Он был длинноволос и длиннобород, однако на вид ему было самое большее немного за сорок. Он был похож на И И только худобой.

Клон застыл в неудобной позе, глядя куда-то вдаль, будто вовсе не замечал Вселенной, в которой только что появился. Сфера над его головой стала меркнуть и, перестав светиться, вдруг бесследно исчезла. Но почти сразу же И И заметил, как начало светиться что-то другое, и понял, что это глаза клона. Если в первые секунды взгляд «новорожденного» был откровенно туп, то теперь он наполнился поистине божественной мудростью. Тут И И откуда-то стало ясно, что бог наверняка должен был скопировать в клонированное тело всю его память.

– Холод… значит, это и есть холод? – По белой платформе пронесся ветерок. Клон дрожал, обхватив руками костлявые плечи, но говорил он с неподдельными интересом и удивлением. – Это холод! Это боль, безукоризненная, безупречная боль, ощущение, которое я искал среди звезд, пронизывающее, словно десятимерная струна, протянутая сквозь время и пространство, прозрачное, как алмаз чистой энергии в сердце звезды, ах… – Он распростер тощие руки и вскинул голову к Млечному Пути. – Цянь бу цзянь гу жэнь, хоу бу цзянь лай чжэ, нянь юй чжоу чжи… – Тут его так затрясло, что зубы застучали, и он перестал комментировать в стихах свое рождение и побежал к дезинтегратору греться.

Все так же дрожа, клон сунул руки прямо в люк, туда, где играло голубое пламя, и сказал, повернувшись к И И:

– Вообще-то, я всегда поступаю именно так. Изучая и коллекционируя искусство какой-нибудь цивилизации, я всегда загружаю свое сознание в организм какого-нибудь из ее представителей, обеспечивая тем самым полное понимание искусства.

Пламя внутри дезинтегратора внезапно стало намного ярче. И пол вокруг люка тоже залил разноцветный свет, так что И И показалось, что вся плоскость – это лист матового стекла, плавающий в море огня.

– Дезинтегратор превратился в синтезатор, – шепнул Большезуб, немного наклонившись к И И. – Бог осуществляет преобразование энергии в вещество. – Увидев, что И И не понял сказанного, он раздраженно добавил: – Идиот! Он делает всякие вещи прямо из энергии; такое только богу под силу!

Внезапно из синтезатора вылетела какая-то белая масса, на мгновение зависла в воздухе и начала разворачиваться на лету. Это была одежда. Клон поймал ее, не дав опуститься на пол, и быстро оделся. И И увидел, что это свободный белый шелковый, с лаконичной отделкой из широкой черной полосы по краям халат в стиле эпохи Тан. И, невзирая на то что несколько минут назад клон выглядел просто жалко, сейчас, в халате, он стал подобен небесному мудрецу. И И, хоть и видел все своими глазами, никак не мог поверить, что это роскошное одеяние сделано всего-навсего из голубого пламени.

А синтезатор уже выдал другой предмет. Что-то черное вылетело из люка и громыхнуло по полу, как камень. И И метнулся туда и поднял предмет. Ладно, зрение могло и обмануть, но осязание не ошибалось – он держал в руке тяжелую каменную тушечницу, которая к тому же была холодна как лед. Рядом с ним на пол брякнулось что-то еще; И И поднял небольшой черный брикетик. Тут уж никаких сомнений быть не могло – это тушь! Далее последовали несколько кисточек, футляр для них, лист снежно-белой тутовой бумаги (бумага из огня!) и несколько декоративных, старинных на вид статуэток. Последний предмет оказался самым большим – старомодный письменный стол! И И с помощью Большезуба торопливо поставил его на ножки и разместил на столешнице все созданное раньше.

– Энергии, которая потребовалась на создание всего этого, хватило бы, чтоб обратить в пыль целую планету, – шепнул Большезуб немного дрожащим голосом.

Клон подошел к столу, удовлетворенно кивнул, увидев, как на нем все расположено. Погладил одной рукой только что просохшую бороду.

– Я – Ли Бай.

И И внимательно осмотрел клона.

– Вы имеете в виду, что хотите стать Ли Баем, или действительно считаете, что вы – это он?

– Я Ли Бай, без всяких оговорок. Ли Бай, который превзойдет Ли Бая!

И И рассмеялся и покачал головой.

– Ты все еще сомневаешься во мне?

И И кивнул.

– Охотно признаю, что ваша технология намного превосходит все, что я способен постичь. Она укладывается разве что в человеческие представления о магии и божественных деяниях. Вы поразили меня даже в области искусства и поэзии. Несмотря на непомерный культурный, пространственный и временной разрыв, вам удалось ощутить потаенные нюансы классической китайской поэзии… Но понять Ли Бая – это одно, а превзойти его – совсем другое. Я остаюсь при своем убеждении, что вы имеете дело с непревзойденным произведением искусства.

На лице клона – Ли Бая – мелькнула и тут же пропала непонятная усмешка. Он ткнул пальцем в сторону стола, рявкнул: «Разотри тушь!», отвернулся и направился к краю плоскости. Остановившись на самом краю, он уставился на Млечный Путь и погрузился в раздумья, неторопливо поглаживая бакенбарды.

И И взял стоявший на столе исинский глиняный кувшин, капнул воды в углубление тушечницы и принялся тереть край бруска туши о камень. Ему никогда в жизни не доводилось этим заниматься, и он неловко скреб тушь о камень, стачивая уголки. Глядя, как густеет и темнеет жидкость, И И думал о том, что сейчас находится на расстоянии полутора астрономических единиц от Солнца, на бесконечно тонкой плоскости, в бескрайнем космическом пространстве. (И даже в то время, когда эта плоскость создавала вполне материальные вещи из чистой энергии, удаленный зритель воспринял бы ее как не имеющую объемного измерения.) Это была парящая в пустоте Вселенной сцена, на которой динозавр, человек, выращенный этими самыми динозаврами как домашний скот, который они пожирали заживо, и технологический бог в старинной одежде, намеревающийся превзойти Ли Бая, импровизировали затейливую театральную пьесу. И И покачал головой и почти незаметно рассмеялся.

Решив, что тушь готова, И И выпрямился и остановился рядом с Большезубом. К тому времени ветерок на плоскости совсем утих. Ровно светили Солнце и Млечный Путь; казалось, что Вселенная замерла в предвкушении.

Ли Бай неподвижно стоял на краю