Максу на досылали, и точно они многое сказали бы по поводу «дырявости».

– Он в порядке, – прозвучало холоднее, чем могло бы. Непростительная ошибка. Мама, красящая теперь ногти на правой руке, глянула удивленно и не без обиды.

– Да чего ты? Я же не просто так уточняю. Ты в последнее время мало что-то его упоминаешь, кстати, почему?

Ася вздохнула. Ну не говорить же: «Потому что мне больно и грустно, и я все держу в себе»? И она просто пожала плечами:

– Вроде как обычно.

Они помолчали. Мама докрасила ногти и, шевеля уже правой рукой, все-таки повернула опять голову. Резко, по-птичьи. Снова вспомнился галчонок Хватайка.

– Так на что деньги-то спустила, ребенок? – Она спросила вроде дружелюбно, а вроде тем самым тоном «Да, это допрос». Ася сжала зубы: должна отвечать? Правда?

– А что? – Она переменила позу: забралась в кресло с ногами и обняла колени. Мама, дуя на лак, страдальчески закатила глаза:

– Мы что, в Одессе? Ась, я верю, что ты не принимаешь наркотики и не состоишь в секте, но все-таки я же мама, а за книги, наверное, не так мало отчисляют, вот и…

– Я тебе все уже говорила про отчисления! – Ася начала раздражаться. – Там было не очень много денег. На наркотики бы вряд ли хватило.

Мама засмеялась, покачала головой, но ее глаза не отрывались от Аси. Она определенно все еще ждала ответа. Не дождавшись, стала бодро гадать:

– Платье купила? Туфли? Может, билет в театр?

Ася помотала головой.

– Слушай, ну хватит, – мама поморщилась. – Колись, ребенок! Я хоть порадуюсь за свою взрослую, самодостаточную, ответственную, умненькую…

– На выпивку, – буркнула Ася. – На выпивку для своих друзей. Вот так.

Мама вытаращилась. Слушая, она опять сушила лак, поэтому так и замерла – с вытянутыми трубочкой губами и круглыми глазищами. А еще она молчала. Молчала, а хуже этого молчания не было бы даже «Я что, вырастила алкоголичку?» Ася смотрела в ответ – так спокойно, как только могла, и ждала. Ну же. Отреагируй. Дай выдохнуть.

– М-да, – только и сказала наконец мама, возвращая глазам нормальную форму и корча какую-то безмятежную гримаску. – А чего я ждала? Сестра и без алмазов обойдется, зато Маугли одной крови со своими волками.

Теперь опешила Ася. Но лицом она владела, ничего не выдала, сдержала возмущенный вопль: «Ты о чем вообще, какие волки?» Только тихо спросила:

– У тебя нет денег ей на экскурсию? Тоже все потратила?

Да что же такое… Почему кто-то в их семье обязательно халявщик-нищеброд?

Мама кивнула, не виновато, а словно бы оскорбленно. «И что?» – читалось в ее глазах. Ася медленно встала с кресла, окончательно поняв, что пора бежать. Подальше. Побыстрее. Чтобы сохранить хоть какие-то остатки хорошего настроения.

– Я тебе из обеденных дам, – тихо сказала она. – Все равно собиралась недельку посидеть на овощных салатах, кожа что-то не очень…

– Не надо, – отрезала мама. – Отца потормошу. Чего ты вообще, я…

Ася промолчала и пошла в их с Линой комнату. Щеки предательски жгло.

– Я верну в конце недели! – донеслось в спину.

Ася поплотнее закрыла дверь.

Бар «Бараний клык». Пьяный вечер

– Почему всё так?..

Голос прорезал вечерний гвалт, словно метко пущенный нож. Зиновий услышал его прямо над самым ухом, и увы, это не был легкий ветерок, как от смеха Лорда. Отвратительный сквозняк, нет, сквознячина. Колыхнулась портьера. Сквозь задымленный зал прошла девушка в драном белом плаще.

Она двигалась, опустив голову, и, как пьяная, налетала на всех, кто попадался по пути. Споткнувшись, впилась в плечо игравшего в бильярд качка; оттолкнула потерявшегося иностранца; стукнула присвистнувшего пьянчугу. Наконец тяжело забралась на стул у стойки точно против Зиновия и обратила на него усталые, почти бесцветные глаза.

– Текилу. – Дрожащей рукой она поправила белую косу, обернутую вокруг головы наподобие венца. – Просто так.

Зиновий достал из-под стойки заготовленную бутылку; девушка тут же отняла ее и хотела поднести к губам. Зиновий вежливо приподнял брови:

– Натусь, будь сдержаннее. Тут тебе не небеса. Тут люди вокруг, а бухло казенное.

– Иди ты… – огрызнулась гостья, но уступила: дала наполнить стакан, осушила уже его – залпом, не морщась, не закрывая глаз, как утопающая в пустыне.

Вот это уровень стресса, м-да. Зиновий пожал плечами и придвинул к ней тарелку с засахаренными лимонными дольками.

– Закусывай, райская пташка. Специально для тебя держал, ждал.

В дальнем углу заголосили песню – что-то бодрое, загульное, человеческое, про коней и водопой. Наташа сморщилась и устало закрыла лицо руками. Зиновий сделал вид, что не заметил, и довольно ощутимо, но чтобы не опрокинуть дольки, хрястнул по столу кулаком. Песня стала тише.

– Попробуй. – Он кивнул на свое нехитрое угощение. – Я не Альбус Дамблдор, ты и в помине не Гарри Поттер и даже не Гермиона Грейнджер, но…

– Ты читаешь, – это не был вопрос. Наташа сдавленно усмехнулась. – Ну ничего себе. Сам хоть понимаешь, чем чревато?

– Очеловечиванием, – буркнул он и взял дольку сам. Кисло-сладкая, приятная штука. Жаль, тут все предпочитают орехи и чипсы. – Но знаешь, это не худший вариант. Кто-то расчеловечивается, кто-то очеловечивается, энергия сохраняется и вот это все.

– А я? – тихо спросила Наташа и грустно потрясла снятым с пояса мешочком. Зиновий уже знал, что там. И одернул себя, поняв, что на слух пытается считать.

– А у тебя другая зона ответственности, – вздохнул он и поморщился. – Понимаю, тяжко. Пока не началось?

Наташа покачала головой и все же съела дольку.

– Не началось.

– Когда начнется? – Он спросил как можно ровнее. Там, на заднем дворе, уже было очень неприятно находиться. Снег стаял. Все стало видно.

– Лорд кое-что сделал, – туманно сказала Наташа. Кивнула на текилу, но Зиновий покачал головой. – Нужно было раньше. Но это очередное нарушение правил.

– Хм. – Выдавать заинтересованность было нельзя: тогда ведь точно не скажет. Зиновий смежил веки. Он все еще не мог искать по-настоящему, но и не заметить некоторых деталей, в которых город, точнее, его энергия, изменился, было сложно.

– Любимчик, – прошептал он. – Один из его любимчиков здесь. И он тоже вступил в игру, да еще не на той стороне.

– Пока, – кивнула Наташа. Зиновий умилился тому, как она скривилась при слове «любимчик»: концентрированная ревность! Но она с собой справилась. – Это правильное решение. Я его одобряю. Хотя жаль его. Он лучше прочих. Это будет сложная игра.

Зиновий промолчал. Он вдруг вспомнил перепалку, в которую восемь его любимчиков вступили, покидая бар. Про деньги. Про Асю. Да. Все может оказаться действительно сложнее, чем он надеется. Еще сложнее. Но, может, показалось?

– Мы