пульсирующую боль, Расс понимает, что звук вентилятора теперь стал громче. С его подбородка капает пот. На столе повсюду брызги крови. Обрубок его указательного пальца дергается. Его снова рвет, но на этот раз немного.

— О, господи, — шепчет он. — Пожалуйста…

«Менеджер» говорит:

— Тогда сосредоточьтесь. Вечером пятого числа на углу Мэдисон и Тридцать третьей, рядом с продуктовым магазином, вы встречались с человеком. Как его зовут?

— Какой ещё человек? Не встречался я ни с каким человеком! И я не знаю там никаких магазинов!

— Вас видели профессионалы, Рассел. Как я уже сказал, мы никогда не ошибаемся. А на этих людей можно положиться. Послушайте, все, что мне нужно — это одно имя. Понимаете?

Расс утвердительно трясет головой. С его лица при этом слетают капельки пота. Он на грани обморока. Желудок совершает очередное сальто, но «менеджер» терпеливо ждёт. Расс думает, что, раз ему нужно лишь имя, он скажет ему имя, и тогда пытка прекратится.

— Джо Фрэнквитц, — говорит он наугад.

Незнакомец смеется. Искренне, громко смеется, будто услышал забавнейшую шутку.

— Рассел, — укоризненно произносит он, в то время как из-за сияющих прожекторов надвигается жар. — Вы же знаете, что это не то имя. Давайте средний.

Электронож вгрызается в средний палец Рассела, но, прежде чем он успевает закричать от боли, его мозг отключается.

Ему на лицо брызгают холодной водой, и он приходит в себя. Он начинает всхлипывать, но сдерживает рыдания. Такого удовольствия он им не доставит. Боль пожирает его, слезы струятся по щекам — но удовольствия он им не доставит.

— Господа, — говорит «менеджер», — теперь он пытается нам противостоять. Взгляните на него. Видите, какой взгляд? Мы разбудили зверя, не так ли, Рассел?

— Это ошибка, — Расс охрип от боли. — Вы схватили не того.

— Все так говорят, — звучит ответ. — Рассел, мы дадим вам пару минут, чтобы успокоить зверя. У нас есть нож, а у вас — пальцы. Вернее, то, что от них осталось. Но у вас есть и вторая рука. А ещё локти и плечи. Видите, мы запросто решим проблему. После чего мы отправимся домой, выпьем горячий шоколад, поцелуем своих жен и заглянем в спальни к детям. Все дело именно в них, Рассел, в этих спящих детях. Мы не хотим, чтобы такие люди, как вы, беспокоили их сон, совершали вещи, которые плохо скажутся на их будущем. У всех присутствующих здесь есть семьи. Вы отвечаете на наши вопросы — вы покидаете эту комнату. Вы не отвечаете… что ж, комнату вы в любом случае покинете, но в этом случае способ вам не понравится. Так что сделайте глубокий вдох, пусть ваш разум прояснится, и ответьте на следующий вопрос: второго числа текущего месяца в девять часов в баре на окраине Хилтона вы передали кому-то сверток. Кому?

Настала очередь Расса смеяться. Из его ноздрей брызнула слизь.

— Я не… никаких свертков. Я никогда… Я никогда не был в баре на окраине Хилтона.

— Мы уже знаем, кому вы передали сверток, Рассел. Нам просто нужно подтверждение. Ладно, как насчёт фамилии? Вот упрямец! Хотя бы инициалы?

— Д. Ж., — говорит Расс.

— Господа, и у нас есть победитель! Лишился двух пальцев, и по-прежнему пытается сопротивляться.

— Р. Х., — говорит Расс.

— Невероятно, — говорит «менеджер».

— П. К., — продолжает гадать Расс. — С. Б… С. Р… В. Г… А. М…

— А, к черту, — говорит «менеджер». — Жгут готов?

Рассу кажется, будто кто-то отвечает «да».

— Терпеть не могу эту часть. Все эти брызги. Ладно, приступим.

Жужжит нож. Он врезается в правое запястье Расса, и внезапно его правая рука свободна; из раны хлещет кровь, он смотрит на свою изуродованную руку и теряет сознание, будто тяжелый камень погружается в темную воду.

К его лицу что-то прижимают — что-то похожее на пригоршню снега. Придя в себя, он отплевывается и воет от боли. Обрубок правой руки обработан и перевязан, и теперь на столе распластана его левая рука, беззащитная, с широко расставленными пальцами.

— Я из-за вас пропускаю футбольный матч, Рассел, — говорит «менеджер». Он явно раздражен упрямством непослушного мальчика. — А ведь я большой фанат «Джетс».

Расс опускает глаза. Может ли он говорить, испытывая такую боль? Он пытается, но ничего не выходит.

— Хотели что-то сказать?

Расс пробует ещё раз, собрав все оставшиеся силы.

— Вы, — хрипит он, — взяли не того. Клянусь… клянусь Марией и Иисусом.

— Похоже, у нас здесь глубоко религиозная душа, — говорит незнакомец, обращаясь к своим безмолвным коллегам.

— Я не сделал… ничего… плохого. Я сверяю числа. Вот и все. — С неимоверным усилием Расс поднимает голову прямо к безжалостному свету. — В чем дело… Что я, по-вашему, сделал?

— Это было бы нечестно, не так ли? Давать вам подсказки. Нет, не думаю.

— Прошу вас… скажите. Что я сделал?

— Отвечайте на мои вопросы, тогда я отвечу на ваши. Когда вы в последний раз были на переправе на Статен-Айленд?

— Не помню. На переправе? Вроде бы… кажется, в апреле или мае.

— Ох, Рассел! Хватит уже! А как же во вторник вечером?

— Нет. Вы ошибаетесь. В прошлый вторник я весь вечер был дома, — он сглатывает, по-прежнему пытаясь справиться с болью. — Я каждый вечер провожу дома.

— Во вторник, — продолжает «менеджер», — в восьмом часу вечера вы сели на паром в Статен-Айленд вместе с пожилым бородатым мужчиной. При себе у него был чемодан. Как звали этого мужчину и что лежало в чемодане?

— Это нечестно, — шепчет Расс. — Я уже ответил на вопрос. Теперь ваша очередь.