Европейцы, никогда не видавшие тропических дождей, не могут иметь о них никакого понятия. Достаточно сказать, что тропический ливень дает воды в час больше, нежели европейский дождь в целую неделю.

Этот ливень шел в течение пяти с половиною дней. Он прекращался только по ночам, но эти ночи были так темны, что не было возможности ничего видеть даже на расстоянии двух шагов.

Конечно, во все это время путешественники не выходили из своих шалашей на острове.

Ян ван Дорн сильно досадовал на себя за то, что, поддавшись страсти к добыче, упустил хорошую погоду. Положим, дождь не мог продолжаться вечно, но переселенцы могли заболеть лихорадкой, а это было бы худшее из всего ими испытанного.

Дождевые периоды в тропических странах большей частью вызывают опасные лихорадки, от которых гибнет множество людей. Среди переселенцев пока еще ничего не было заметно. Все они хотя и страдали от сырости, но чувствовали себя вполне здоровыми и бодрыми.

Утро седьмого дня было пояснее предыдущих. Свинцовые тучи заменились однообразной тонкой сероватой пеленой, сквозь которую по временам порывались даже пробиться лучи солнца.

Баас, Карл де Моор и Смуц на общем совете решили, что необходимо немедленно сняться с якоря. Может быть, погода разгуляется на несколько дней, а этим следует воспользоваться.

Пол-острова было залито водою. Пришлось пробираться к плоту чуть не вплавь. Женщин и детей снесли на руках.

Хорошо, что догадались крепко привязать плот канатами, иначе бы его, несмотря на два якоря, сорвало и снесло. Тогда переселенцам пришлось бы проститься не только со всеми их радужными мечтами и надеждами, но, пожалуй, и с самою жизнью!

— Лимпопо сильно вздулась, — сказал баас. — Еще день такого ливня — и нас затопило бы.

На плоту все, что не было прикрыто просмоленной парусиной, размокло, но это не особенно пугало путешественников. Они хорошо знали, что стоит показаться солнцу — ив несколько часов все снова будет сухо.

Как только готтентоты и кафры перенесли на плот последнюю вещь из шалашей, баас приказал поднять якоря.

— Прощай, Мейстья! — крикнули Пит и Людвиг, махая шляпами.

— Ну, этот островишко не заслуживает такого прекрасного имени, — заметил Андрэ. — Мы ему доверились от всей души и чуть было не погибли на нем… Я убежден, что барышня Мейстья никогда не будет такой предательницей.

— Да разве остров виноват, что Лимпопо вышла из берегов? — возразил Пит. — Этот остров дал нам целое богатство — вот о чем следует помнить и не поминать его лихом. Я нахожу, что он вполне заслуживает данного ему имени. Вместо того чтобы подвергать этот остров напрасным порицаниям, я нахожу, что следует проститься с ним как можно задушевнее, и предлагаю крикнуть ему на прощание «ура»… Да здравствует остров Мейстьи! Уррааа!..

Все единодушно подхватили этот крик, далеко разнесшийся потом по реке…

С этой минуты плавание продолжалось без всяких препятствий и приключений. Плыли теперь уже безостановочно, чтобы достичь Порт-Наталя до возобновления дождей. Во избежание всяких случайностей ночью раскладывался на очаге громадный костер, и на обеих сторонах плота ставились надежные часовые.

Через пять дней, в течение которых небо хотя и хмурилось, но не разражалось ни дождем, ни грозою, путешественники достигли устья Лимпопо. Здесь уже труднее было пробираться между множеством подводных камней, но благодаря такому искусному лоцману, каким оказался Карл де Моор, плот прошел везде благополучно.

Переселенцы теперь глядели весело. Опасностей более не предвиделось, особенных затруднений и лишений тоже не предстояло, Все это осталось позади и предано было полному забвению.

Надежда на Бога не изменила честным, мужественным бурам, поддержав их в трудные минуты многообразных испытаний.

Вот, наконец, переселенцы прибыли в залив Гоа.

Лауренс не ошибся: здесь действительно был небольшой порт, и в нем, к изумлению путешественников, стоял на якоре какой-то трехмачтовый корабль.

— Вот удача-то нам! — воскликнула Катринка, весело хлопая в ладоши, когда заметила белые паруса.

— Погоди еще радоваться, — сказал Ян ван Дорн. — Может быть, это судно идет на север. Тогда мы им не можем воспользоваться.

Но корабль, как оказалось по справкам, шел именно в Порт-Наталь. Капитан корабля охотно принял к себе на борт переселенцев, сразу поняв, что это не какие-нибудь искатели приключений, а состоятельные люди, имеющие возможность хорошо заплатить.

Когда же он увидел громадную массу ценных гиппопотамовых клыков, тот стал относиться к бурам прямо уже с уважением.

Путешественники предполагали пробыть в Порт-Натале лишь столько времени, сколько им было нужно на продажу своей добычи. Затею они рассчитывали отправиться искать удобного места для поселения.

Но едва корабль вступил в гавань Порт-Наталя, они сейчас же узнали там такую важную и приятную новость, что сразу изменили свой план. Оказалось, что во время их странствования по пустыне трансваальцы восстали против своих поработителей-англичан, и совершилось то, что в английской истории известно под названием восстания в Трансваале, а в летописях голландской колонии носит название борьбы за освобождение.

Эти честные и храбрые патриоты приобрели себе свободу слишком дорогой ценой — ценой собственной крови и жизни многих из своих близких. Тяжелы были для них дни при Ленеке и Шпиц-Копе, но зато они возвратили себе драгоценнейший из даров человека — свободу, и это вознаградило их за все понесенные ими потери.

Ввиду этой благоприятной вести наши эмигранты единодушно решили возвратиться назад на родину, покинутую ими лишь из нежелания подчиняться ненавистному игу англичан.

Добровольное изгнание их из родной земли не имело теперь смысла.

Одно только смущало честных буров: это то, что они усомнились в стойкости своих соотечественников и покинули их как раз в ту минуту, когда те подняли священное знамя борьбы за свободу. Следовало бы присоединиться к ним, а не бежать так малодушно, подобно трусам…

Но ошибка была уже сделана, и исправить ее не представлялось возможности. Буры, как мы уже говорили, не любили предаваться бесплодным терзаниям. Что сделано, того не воротишь.