картина часто встречается в лесных дебрях Америки, и некоторым она может показаться банальной. Но я всегда с удовольствием смотрю на бедную усадьбу лесного жителя, и для меня она неизменно полна неуловимого очарования. Возможно, я связываю эту картину с рамой, в которую она заключена: с величественным дремучим лесом, где все тропинки окутаны дымкой романтики. Невольно вспоминаются охотничьи предания и легенды: о наводнениях и сражениях, о безумной отваге и героических подвигах, совершенных обитателями этих девственных лесов. Думаю я и об их отважных противниках — о стройных краснокожих воинах, так гордо ступавших по лесным тропинкам и исчезнувших ныне навсегда.

Возможно, именно эти мысли пробуждают у меня интерес к обиталищу скваттера. А может быть, мне на память приходят происшедшие на фоне такого же пейзажа события, определившие всю мою дальнейшую судьбу.

Если зимой этот пейзаж можно назвать однообразным и бесцветным, то с наступлением весны картина резко меняется. Природа, облекшись в свой зеленый наряд, смягчает краски и сообщает необычайную нежность всему, к чему она прикасается своим волшебным жезлом. Молодая кукуруза, посеянная в почву, тысячелетиями не знавшую плуга, пышно разрастается, выбрасывая вверх блестящие копьевидные листья, которые, грациозно изгибаясь, скрывают от взора темный лик земли. Буйно распускается листва на деревьях. Некоторые из них, как, например, кизил и магнолия, уже цветут. Нарушается и зимнее безмолвие леса. В тростнике щебечет алый кардинал, голубая сойка, испуганная скользящей в траве змеей, пронзительно кричит в зарослях папайи, а пересмешник, сидя на верхушке дерева и не обращая внимания на грозящую опасность, заливается своей неподражаемо звонкой песней. Иногда слышится тихое цоканье белки и нежное воркование каролинского голубя.

Ночь полна иных, менее приятных для слуха звуков: пронзительный неумолчный звон цикад и древесных жаб, настолько беспрерывный, что, лишь когда он стихает, можно догадаться об их существовании, глухое квакание огромной лягушки-быка, хриплые крики цапли и замогильное уханье рогатого филина. Еще неприятнее свирепое мяуканье красной пумы и вой тощего волка, но, конечно, не для ушей охотника, который, проснувшись, с жадной радостью прислушивается к ним в своей одинокой хижине.

Теперь эти устрашающие звуки стали уже необычны и редки даже в этих глухих дебрях, но не исчезли окончательно, как воинственный клич индейцев. Только в отдаленных речных долинах, где любят селиться скваттеры, раздаются эти звуки, но лишь ночью. После рассвета их сменяют звуки более нежные и ласкающие слух.

Теперь представьте себе прекрасное майское утро через полчаса после восхода солнца. Первые его лучи озарили стоящую на берегу реки хижину скваттера и превратили в золото все, к чему прикоснулись. Воздух напоен запахом лесных цветов, жужжание пчел и пение птиц сливаются в сладостную мелодию — такова картина, на фоне которой развертывается действие. Можно ли назвать банальным такой пейзаж? Нет, я бы сказал, что он восхитителен!

И вот на этой сцене вдруг появляются действующие лица, полные жизни и очарования. Теперь, чтобы сделать скромную усадьбу скваттера привлекательной, не надо больше ни яркого солнечного света, ни пения птиц в листве, ни аромата цветов. Все лесное великолепие с его гаммой красок — зеленых и золотых — отходит на задний план. Если бы вместо майского утра был самый мрачный декабрьский день, случилось бы то же самое, так как при одном виде этих очаровательных созданий все меняется, как по волшебству. Бедная хижина превращается в дворец, сухие стволы деревьев становятся мраморными коринфскими колоннами, и высохшие ветви венчают их, словно капители. Даже огороженная узкая полоса земли, где растет кукуруза, превращается в сказочный сад.

Но не волшебством объясняется такое превращение. Его совершают две молодые девушки — черноволосая и белокурая, — показавшиеся на пороге хижины скваттера. Они не похожи друг на друга, но все же между ними есть нечто общее — обе они прекрасны.

Кто же это? Две сестры? В их внешности нет ничего, что говорило бы о таком родстве. Одна из них высокая, стройная, с золотисто смуглым цветом лица, свойственным брюнеткам. Чуть раскосые глаза, орлиный нос и все черты лица делают ее похожей на индианку племени чикасавы, некогда владевшего этим обширным лесом. Возможно, в жилах этой девушки течет их кровь, но кожа ее слишком светла для настоящей индианки. Индейское происхождение особенно подчеркивается ее одеждой. На ней полосатая желтая юбка из домотканой материи и зеленый корсаж из более тонкой ткани, имеющий почти нарядный вид.

Блестящие браслеты, излюбленные индейскими красавицами, охватывают ее запястья, несколько рядов ярких бус украшают шею. Расшитые бисером мокасины изящно облегают ноги. Отсутствие головного убора довершает ее сходство с индианкой. Роскошные черные волосы, заплетенные в косу, уложены короной вокруг головы. Вместо гребня и золотых шпилек — алые перья из крыльев виргинского кардинала. Это украшение указывает на некоторое внимание, уделенное туалету, и вместе с необычной прической оно придает девушке, несмотря на простоту одежды, тот вид, который принято называть величественным. Однако в ней нет ничего неженственного, хотя, глядя на ее лицо, можно сразу угадать натуру незаурядную, характер скорее решительный, чем мягкий, и сердце, одаренное почти мужской храбростью. Это впечатление усиливается видом легкого ружья, которое она держит в руках, сумки с пулями и рога с порохом, висящими на левом плече. Впрочем, в этих местах многие девушки, подобно ей, носят при себе смертоносное оружие и владеют им с большим искусством.

Красавица, стоящая рядом, совсем на нее не похожа. У нее безупречно правильные черты лица, белоснежная кожа, ослепительный румянец и сияющие золотые волосы.

Девушка эта еще очень молода, почти ребенок.

Одета она еще проще, чем ее спутница: в свободное платье из той же домотканой материи, с вырезом на груди и длинными рукавами. Ее чудесные золотые волосы падают на плечи густыми, длинными локонами, заменяя ей и шаль и головной убор. Нитка жемчуга, — конечно, фальшивого — ее единственное украшение. На ней нет ни туфелек, ни чулок, но самая дорогая обувь не могла бы сделать изящнее ее хорошенькие маленькие ножки.

Кто же они, эти прекрасные лесные цветы? Откроем тайну. Они сестры, но от разных матерей и единственные дети охотника, которому принадлежат хижина и участок.

Счастливец! Пусть он беден и дом его убог, но он никогда не будет одиноким. Самый гордый принц может позавидовать ему, обладателю двух сокровищ, бесценных и ни