— Да, милорд.

Тристан довольно вздохнул и повернул лицо к солнцу, наслаждаясь его теплыми лучами.

Да, прекрасный день, чтобы быть живым.

Наконец, после месяцев напряженного ожидания, наступил рассвет дня Совета. Не оставалось никаких сомнений относительно того, что время пришло, — прошлой ночью воздух в Чаше успокоился, смолкли голоса десятков тысяч людей.

В тот вечер закат был поразительно красивым, наступила последняя ночь весны. Огненные лучи заходящего солнца соткались в единое кроваво-красное облако, которое постепенно приобрело нежный розовый оттенок, а затем исчезло во мраке ночи. Лазурное небо потемнело, стало сначала кобальтовым, а потом чернильно-черным. Взошли застенчивые звезды, словно неохотно подчинившись вечерней молитве Рапсодии. Чаша подхватила ее голос, как и во все предыдущие вечера. Наступило время, и шумные намерьены замолкали, слушая, как Певица приветствует появление звезд.

Этим вечером, как только стихла последняя нота ее песни, на землю обрушился целый дождь падающих звезд, вызвав у толпы удивленные восклицания. Через мгновение все услышали, как в лагерях, разбитых на Орланданском плато, ахнули люди: Намерьенские Дома тоже увидели знамение. И в каждом сердце появилась уверенность: пора начинать Совет.

Ночь выдалась тихой. Рапсодия не отправилась спать в свои покои, она решила провести ночь под открытым небом, наблюдая, как один за другим гаснут костры. Акмед и Грунтор остались с ней, и она с любовью смотрела на своих друзей. Грунтор сидел, положив огромный меч на колени и упираясь в него локтями. Его подбородок покоился на сложенных ладонях, задумчивые глаза были устремлены к небесам. Забота о порядке тяжелым бременем легла на его могучие плечи, однако он успешно справлялся со своей задачей — удивительный успех, если учесть, что король разрешил использовать в качестве солдат только Искателей.

Рядом стоял Акмед, устремив взгляд на лагерь намерьенов, куда постоянно подходили все новые и новые путешественники. Он снял ставшую привычной вуаль, подставив лицо ветру, но Рапсодия ничего не могла на нем прочитать. Однако она догадывалась, о чем он думает.

Именно намерьены являлись причиной его тревог, он ждал от них вспышки насилия. Здесь собрались гордые потомки смелых моряков и строителей прекрасных городов, архитекторов базилик и ученых Великого Века Разума, но не следовало забывать, что их предки прежде всего были воинами, которые несли людям боль и смерть. Да и заговорщиков и предателей среди намерьенов всегда хватало.

Хотя Рапсодия верила в выходцев с Серендаира, Акмед сомневался, что их стоило собирать вместе, пусть даже и для восстановления империи. Он не доверял намерьенам, хотя являлся одним из них, в некотором смысле самым старшим. И все же Рапсодия надеялась, что она не ошиблась и даже болгам Совет принесет пользу. В памяти Акмеда всплыли слова, которыми она обменялась с одиноким странником, когда решила ему помочь, а потом сама оказалась под его защитой:

«Даже и не пытайся понять это».

«Наверное, ты прав. Мне кажется, нужно решить, как все должно кончиться, и именно так и будет».

Да, именно Рапсодия сделала их такими: его она назвала находящим путь, наделила даром второго зрения, а о Грунторе сказала: «Сильный и надежный, как сама земля» , — и сила ее песни навсегда связала душу могучего фирболга с землей. Цинизму Акмеда она противопоставляла свой оптимизм, а его сомнениям — свою надежду.

«Мы две стороны одной личности», — сказала она. Чем бы ни закончился завтрашний Совет, они должны сохранить прежние отношения. Рапсодия не знала, что он практически забыл о том, какой была его жизнь до того, как она вошла в нее, дав новое имя — ключ, открывший дорогу в будущее. Он не хотел возвращаться в прошлое.

Над горизонтом появился первый луч солнца, а Рапсодия все еще бодрствовала. Небо посветлело, в обратном порядке пройдя все стадии: от чернильной черноты к кобальту и лазури, открывающей врата утра.

Она сомкнула веки, позволив солнечному лучу коснуться своей груди, наполнить ее музыкальной нотой. Рапсодия улыбнулась: то была «эла». И тогда она запела, приветствуя рассвет священным гимном лирингласов.

Она услышала, как к ней присоединился второй голос, и, хотя их разделяли мили, Рапсодия его узнала: Элендра пришла к месту Встречи. Один за другим вступали новые голоса, пока песню не запели десять тысяч человек, вознося хвалу встающему солнцу. Вместе с Элендрой пришли намерьенские лирины, подданные Рапсодии, потомки тех, кто поселился рядом со своими соплеменниками, издревле обитавшими в Тириане. Огромным городам Гвиллиама и Энвин они предпочли зеленый лес.

Рапсодия различала и другие голоса, которых прежде ей не доводилось слышать, они вплетали в ее молитву свою собственную мелодию. Эти далекие певцы виртуозно соединили свой гимн с пением Рапсодии, и ее сердце затрепетало от радости, когда она поняла, что на встречу пришли лирингласы с берегов Маносса и с земель, расположенных за Хинтервольдом.

Она радовалась этим чудесным новостям, но вот песня подошла к концу, и лирингласы покинули поля Бет-Корбэра и вошли в Илорк. Пение лиринов было столь гармоничным, что душа Рапсодии потянулась к ним навстречу. Она отвернулась от солнца и прикрыла ладонью глаза, стараясь определить, откуда доносится прекрасная мелодия, но сумела увидеть лишь море голов — огромная процессия спускалась с Зубов.

Последняя нота наконец смолкла, и над плато зазвучали трубы, а из Чаши им ответил горн, возвестивший о появлении Намерьенских Домов. То был волнующий звук, его мощный, глубокий тон вызывал дрожь. Лишь однажды Рапсодии довелось услышать нечто похожее. Воспоминание сохранилось еще с древних времен, когда она жила на старой земле и в крепости сереннского короля, Элизиуме, родилась юная принцесса.

Во все города и даже маленькие поселения были разосланы гонцы сообщить людям радостное известие. Приближаясь к городу, они начинали играть на трубе. Рапсодия была тогда совсем маленькой и никогда не слышала такой прекрасной музыки. Потом ей еще много дней снились диковинные сны, и она просила родителей купить ей трубу. Рапсодия часто отправлялась на вершину холма, надеясь, что первой заметит приближение гонца. Однако он так и не вернулся. В глазах у Рапсодии защипало от грустных воспоминаний, и она улыбнулась.

В Чашу между тем входили представители Дома Фейли. Их собралось около пятисот человек, у многих Рапсодия заметила примесь лиринской крови. Одни пришли пешком, другие проделали весь путь верхом. Среди них попадались одинокие странники и большие семьи, взрослые и дети. Рапсодия с поклоном приветствовала главу Дома, и он весело помахал ей в ответ. Когда первые намерьены появились в Канрифе, Рапсодия решила сама встречать каждого вновь прибывшего. В результате ей часто приходилось не спать ночами, чтобы обеспечить гостей удобным ночлегом и объяснить причины созыва Совета. Но количество гостей стремительно росло, и вскоре она уже не могла здороваться с каждым гостем, она лишь кланялась главам входящих в Чашу Домов.

Словно прорвавшая плотину вода, море людей заполняло Амфитеатр. Многие радостно кричали, приветствуя знакомых, другие холодно кивали старым врагам. Намерьены принесли с собой огромные знамена, позволяющие определить их происхождение. Здесь толпились представители крупных и мелких Домов, последние свидетели Века Намерьенов, потомки трех флотов, сохранившие связи после окончания войны, элементы политической структуры, сформировавшей Совет двенадцать столетий назад.