– Валлиец.

– Вы разговариваете с Мартином по-валлийски?

«Вот это тебя не касается», – подумал Пью и ответил:

– Нет, это диалект Мартина. Аргентинский. Ведет происхождение от испанского языка.

– Вы изучили его для того, чтобы другие вас не понимали?

– От кого нам таиться? Просто человеку иногда приятно говорить на родном языке.

– Наш родной язык английский, – сказал Каф безучастно. Да и как он мог быть участливым? Человек проявляет участие к другим потому, что сам в нем нуждается.

– Уэллс – старомодная страна? – спросила Заин.

– Уэллс? Да, Уэллс старомоден.

Пью включил камнерез и таким образом избавился от дальнейших расспросов, заглушив их визгом пилы. И пока прибор визжал, Пью отвернулся от собеседников и выругался по-валлийски.

Вечером он заговорил на аргентинском диалекте, чтобы никто их не понял:

– Они разбиваются все время на одни и те же пары или меняются каждый вечер?

Мартин выглядел удивленным. На лице его появилось непривычно чопорное выражение, но тут же пропало. Ему тоже было любопытно.

– Не шепчи, чувак, звучит неприлично. Думаю, они меняются.

– По расписанию?

– Чтобы никому не было обидно.

Мартин вульгарно хохотнул и тут же умолк.

– А как же мы? Нам не обидно?

– Об этом они не думают.

– Что, если я подкачу к одной из девиц?

– Она расскажет остальным, и они примут групповое решение.

– Я не бык, – заявил Мартин, его широкое смуглое лицо побагровело. – Я не позволю меня судить…

– Мачизм-то прикрути, – сказал Пью. – Так что, действительно думаешь подкатить?

– Да пусть себе развлекаются со своим инцестом, – угрюмо пожал плечами Мартин.

– Инцестом или мастурбацией?

– Да плевать, лишь бы вне пределов слышимости.

Если поначалу клон пытался вести себя скромнее, со временем эти попытки сошли на нет, не обоснованные ни тревогой за себя, ни участливостью к окружающим. Пью и Мартина каждодневно захлестывало волнами постоянного эмоционально-сексуально-ментального взаимодействия клона; захлестывало и в то же время отъединяло.

– Еще два месяца терпеть, – сказал Мартин как-то вечером.

– Два месяца до чего? – огрызнулся Пью.

Последнее время он был раздражителен, и угрюмость Мартина действовала ему на нервы.

– До смены.

Через шестьдесят дней возвратится вся экспедиция с обследования других планет этой системы.

– Вычеркиваешь дни в календарике? – поддразнил он Мартина.

– Возьми себя в руки, Оуэн.

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что сказал.

Они расстались, недовольные друг другом.

Проведя день в Пампе, громадной лавовой долине, до которой было два часа лета, Пью вернулся домой. Он был утомлен, но освежен одиночеством. Одному было не положено пускаться в дальние поездки, но они часто делали это в последнее время. Мартин стоял, склонившись под яркой лампой, вычерчивая одну из своих элегантных, мастерски выполненных карт; на этой было изображено отвратительное лицо Либры. Кроме Мартина, дома не было никого, и купол казался огромным и туманным, как и до приезда клона.

– Где наша золотая орда?

Мартин, продолжая штриховать, буркнул, что не знает. Затем выпрямился и обернулся к солнцу, расползшемуся по восточной равнине, словно громадная красная жаба, и взглянул на часы, которые показывали 18:45.

– Сегодня трясло изрядно, – сказал он, вновь наклоняясь над картой. – Почувствовал? Ящики так и сыпались. Взгляни на сейсмограф.

На ролике дергалась и дрожала игла. Она никогда не прекращала здесь свой танец. Во второй половине дня на ленте было зарегистрировано пять крупных землетрясений. Два раза игла самописца вылезала за ленту. Спаренный с сейсмографом компьютер выдал карточку с надписью: «Эпицентр 61° норд 4°4′ ост».

– На этот раз не в Траншее.

– Мне показалось, что трясло не как обычно. Резче было.

– На первой базе я все ночи не спал, чувствуя, как трясется земля. Удивительно, как ко всему привыкаешь.

– Рехнешься, если не привыкнешь. Что на обед?

– А я думал, ты его уже приготовил.

– Я жду клона.

Чувствуя, что проиграл, Пью достал дюжину обеденных пакетов, сунул два из них в автовар и вытащил вновь.

– Вот и обед.

– Я вот думаю, – сказал Мартин, подходя к столу. – А что, если какой-нибудь клон сам себя склонирует? Нелегально. Сделает тысячу дубликатов, десять тысяч, целую армию. Они смогут преспокойно захватить власть, разве не так?

– Но ты забыл, сколько миллионов стоило вырастить этот клон? Искусственная плацента и так далее. Это нелегко сделать втайне, без собственной планеты… Когда-то давно, до Голода, когда Земля была поделена между национальными правительствами, об этом был разговор: склонируйте своих лучших солдат, создайте целые полки клонов. Но еда кончилась раньше, чем они смогли сыграть в эту игру.

Они разговаривали дружески, совсем как раньше.

– Странно, – жуя, сказал Мартин. – Они же уехали рано утром.

– Да, все, кроме Кафа и Заин. Они надеялись доставить на поверхность первую партию руды. Что случилось?

– Они не приехали на обед.

– Не беспокойся, с голоду не помрут.

– Они уехали в семь утра.

– Ну и что? – И тут Пью понял. Воздушные баллоны были рассчитаны на восемь часов.

– Каф и Заин взяли с собой запасные баллоны.

– А может, у них есть запас в шахте?

– Был, но они привезли все баллоны сюда на заправку.

Мартин поднялся и показал на поленницу баллонов.

– В каждом скафандре есть сигнал тревоги.

– Сигналы не автоматические.

Пью устал и хотел есть.

– Садись и поешь, старик. Они сами о себе позаботятся.

Мартин сел, но есть не стал.

– Первый толчок был очень сильным. Он меня даже испугал.

Пью помолчал, потом вздохнул и сказал:

– Ну хорошо.

Без всякого энтузиазма они влезли в двухместный флаер, который всегда был в их распоряжении, и направились на север. Долгий рассвет окутал планету ядовито-красным туманом. Низкий свет и тени мешали разглядывать дорогу, создавали миражи – железные стены, сквозь которые свободно проникал флаер, превратили долину за Адской Пастью в Низину, заполненную кровавой водой. У входа в туннель скопилось множество машин. Краны, сервороботы, кабели и колеса, автокопатели и подъемники причудливо выступали из тьмы, охваченные красным светом. Мартин соскочил с флаера и бросился в шахту. Тут же выбежал обратно и крикнул Пью:

– Боже, Оуэн, обвал!

Пью вбежал в туннель и метрах в пяти от входа увидел блестящую мокрую черную стену. Вход в туннель, увеличенный взрывами, казался таким же, как раньше, пока Пью не заметил в стенах тысячи тонких трещинок. Пол был мокрым и скользким.

– Они были внутри, – сказал Мартин.

– Они и сейчас там. Но у них наверняка найдутся запасные баллоны.

– Да ты посмотри на базальтовый слой, на крышу, Оуэн. Разве ты не видишь, что натворило землетрясение?

Низкий горб породы, нависавший раньше над входом в шахту, провалился внутрь в огромную котловину, как будто вывернулся наизнанку.