Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Выработка не на разломе. Тут же и нет разлома!
Пью быстро вернулся к нему:
– Нет, Мартин, разлома тут нет. Погляди, не все были внутри.
Мартин последовал за Пью и начал поиски, бродя среди поломанных машин и механизмов. Он обнаружил флаер, который врезался под углом в яму. Во флаере было два пассажира. Одного из них наполовину засыпало пылью, но приборы его скафандра указывали на то, что человек жив. Заин висела на ремнях сиденья. Ноги ее были перебиты, скафандр разорван, тело замерзло и было твердым как камень. Вот и все, что им удалось найти. Согласно правилам и обычаям они тут же кремировали мертвую табельными лазерными пистолетами, которые носили с собой. Им никогда раньше не приходилось пускать их в ход. Пью, чувствуя, что его сейчас вырвет, втащил другое тело в двухместный флаер и отправил Мартина с ним в купол. Затем его вырвало, он вычистил скафандр и, обнаружив неповрежденный четырехместный флаер, последовал за Мартином, трясясь так, словно холод Либры пронизал его тело.
В живых остался Каф. Он был в глубоком шоке. На затылке у него обнаружили шишку, но кости были целы.
Пью принес две порции пищевого концентрата и по стакану аквавита.
– Давай, – сказал он.
Мартин послушно взял аквавит.
Каф лежал не двигаясь, лицо его в обрамлении черных волос казалось восковым, губы были приоткрыты, и из них вырывалось слабое дыхание.
– Это все первый толчок, самый сильный, – сказал Мартин. – Он сдвинул горные породы. Должно быть, там находились залежи газа, как в тех формациях в тридцать первом квадрате. Но ведь ничто не указывало…
И тут земля выскользнула у них из-под ног. Вещи вокруг запрыгали, загремели, затрещали, закричали: ха-ха-ха!
– В четырнадцать часов было то же самое, – неуверенно произнес Разум голосом Мартина, пока мир проваливался в тартарары; но, когда тряска затихла и вещи вокруг прекратили танец, Неразумие вскочило и завопило во всю глотку.
Пью перепрыгнул через свой разлитый аквавит и уложил Кафа на койку. Тот отбросил его. Мартин навалился ему на плечи. Каф кричал, боролся, задыхался, его лицо почернело.
– Кислород, – сказал Пью, а пальцы его сами инстинктивно отыскали нужный шприц; пока Мартин держал маску, он вонзил иглу в нервный узел, возвращая Кафа к жизни.
– Вот уж не думал, что ты это умеешь, – сказал Мартин, переводя дыхание.
– Мой отец был врачом. Но Укол Лазаря не всегда помогает, – ответил Пью. – Жаль, что я не допил аквавит. Землетрясение кончилось? Что-то я не пойму.
– Не думай, что только тебя трясет. Толчки продолжаются.
– Почему он задыхался?
– Я не знаю, Оуэн. Загляни в книгу.
Каф стал дышать ровнее, и лицо его порозовело, только губы были все еще темными. Мартин с Оуэном наполнили стопки бодрящим напитком и сели рядом, раскрыв медицинский справочник.
– Под рубриками «шок» или «ушиб» ничего не сказано о цианозе и удушье. Он не мог ничего наглотаться – ведь он в скафандре… Ну не знаю. Пользы от этого справочника не больше, чем от «Бабушкиной книги о лекарственных травах»… Внутренний геморрой, фу! – Пью бросил книгу на ящик. Она не долетела, потому что либо Пью, либо ящик еще не обрели спокойствия.
– Почему он не подал сигнала?
– Что?
– У тех восьми, которые остались в шахте, не было на это времени. Но ведь он-то и девушка были снаружи. Может, она стояла у входа и ее засыпало камнями. Он же оставался снаружи, возможно в дежурке. Он вбежал в туннель, вытащил ее, привязал к сиденью флаера и поспешил к куполу. И за все это время ни разу не нажал кнопку тревоги. Почему?
– Наверно, из-за удара по голове. Сомневаюсь, понял ли он, что девушка мертва. Он потерял рассудок. Но даже если он и соображал, не думаю, чтобы он стал нам сигналить. Они ждали помощи только друг от друга.
Лицо Мартина было похожим на индейскую маску с глубокими складками у рта и глазами цвета тусклого угля.
– Ты прав. Представляешь, что он пережил, когда началось землетрясение и он оказался снаружи, один…
В ответ Каф закричал.
Он свалился с койки, задыхаясь, в судорогах, размахивая рукой, сшиб Пью, дополз до кучи ящиков и упал на пол. Губы его были синими, глаза белыми. Мартин снова втащил его на койку, дал вдохнуть кислорода и склонился над Пью, который приподнялся, вытирая кровь с рассеченной скулы.
– Оуэн, ты в порядке? Что с тобой, Оуэн?
– Я думаю, все в порядке, – сказал Пью. – Зачем ты трешь мне физиономию этой штукой?
Это был обрывок ленты компьютера, измазанный кровью Пью. Мартин отшвырнул его.
– Мне показалось, что это полотенце. Ты разбил щеку об угол ящика.
– Он без сознания?
– По-моему, да.
Они смотрели на Кафа, лежавшего неподвижно. Его зубы казались белой полоской между черными приоткрытыми губами.
– Похоже на эпилепсию. Может быть, поврежден мозг?
– Вкатить ему дозу мепробамата?
Пью покачал головой:
– Я не знаю, что было в противошоковом уколе. Боюсь, что доза будет слишком велика.
– Может, он проспится и все пройдет?
– Я и сам бы поспал. Я на ногах не держусь.
– Тебя неплохо приложило. Иди, а я пока посижу.
Пью промыл порез на щеке, снял рубашку и остановился.
– А вдруг мы могли что-то сделать – хоть попытаться.
– Они умерли, – мягко сказал Мартин.
Пью улегся поверх спального мешка и вскоре проснулся от страшного клокочущего звука. Он встал, покачиваясь, нашел шприц, трижды пытался ввести его, но это ему никак не удавалось. Затем начал массировать сердце Кафа.
– Искусственное дыхание, изо рта в рот, – приказал он, и Мартин подчинился.
Наконец Каф резко втянул воздух, пульс его стал равномерным, и напряженные мышцы расслабились.
– Сколько я спал? – спросил Пью.
– Полчаса.
Они стояли, обливаясь потом. Земля дрожала, купол покачивался и сжимался. Либра снова принялась танцевать свою проклятую польку, свой танец смерти. Солнце, поднявшись чуть повыше, казалось больше и краснее обычного: скудная атмосфера была насыщена газом и пылью.
– Что с ним творится, Оуэн?
– Я боюсь, что он умирает вместе с ними.
– С ними… Но они умерли, я же сказал.
– Девять умерло. Они все мертвы, раздавлены или задохнулись. Все они в нем, и он в них во всех. Они умерли, и теперь он умирает их смертями, одной за другой.
– Господи боже ты мой, – сказал Мартин.
Следующий приступ был примерно таким же. Пятый –
