в самый разгар битвы уснул на медвежьей шкуре прямо в расположении корпуса Мармона. Через час его разбудят:

– Ваше Величество, победа!

– Кто бы сомневался! – улыбнулся Наполеон. – Самое лучшее случается во сне…

Короткое время спустя Император вновь побеждает Витгенштейна – на сей раз под Бауценом. Ни стойкость солдат, ни способные военачальники (Барклай-де-Толли, Милорадович, Блюхер) – ничто не могло спасти коалицию от действий более талантливого главнокомандующего. Союзники, предложив перемирие, отступили. (После этого командование антинаполеоновской коалицией было возложено на австрийского фельдмаршала Шварценберга, возглавлявшего Богемскую армию.)

Ну а французы, казалось, пришли в себя. И в этом не было никакого секрета: вновь сформированные корпуса вел в бой сам Наполеон Бонапарт…

Однако, как показали последующие события, радоваться было рано: французская армия оказалась поражена дезертирством. Массовое членовредительство, зафиксированное в войсках, сильно взволновало Наполеона. Молодые французские солдаты, не желая умирать, сами наносили себе незначительные раны, дабы не участвовать в боях.

Из воспоминаний графа Лас Каза: «После сражений при Лютцене, Вурцене и Бауцене одержавший в них победу Наполеон вызвал к себе хирурга (Ларрея), чтобы уточнить, как обычно, количество раненых и состояние их здоровья. Их оказалось значительно больше, чем после других сражений. Император был удивлен этим обстоятельством и потребовал объяснения причины этого. Ларрей считал, что причина заключается в большом количестве солдат, которые сражались в тот день впервые в своей жизни и потому были менее ловкими на поле сражения и менее опытными… Император не был удовлетворен этим объяснением… Императору доложили в ответ на его запросы о раненых, что их огромное количество не должно удивлять: подавляющее большинство из них получили ранение в руку, поскольку они сами наносили себе раны, чтобы избежать участия в военных действиях».

Сейчас рядом с Наполеоном находились совсем другие солдаты. Молодые французы не желали воевать! Они больше всего на свете желали вернуться домой. Охотников за маршальским жезлом почти не осталось…

* * *

…Дюрок обманул. Он обещал быть рядом с Императором до конца, но слово свое так и не сдержал. Ибо то, что сделал герцог Фриульский, он не имел права делать по определению: он погиб. Хотя Жерар, этот доблестный обер-гофмаршал, должен был исполнять совсем другую роль – быть главным церемониймейстером на похоронах своего патрона. Но вышло все наоборот. Ядро, выпущенное русскими в битве при Бауцене в Бонапарта, угодило в его верного соратника.

После того как рядом с Императором упало сваленное ядром вековое дерево, подбежавший адъютант сообщил, что убит генерал Дюрок.

– Как?! – вскричал Наполеон. – Ведь я только что видел его рядом с собой!..

– То ядро, ударившее в дерево, – пытался объяснить офицер, – как раз и сразило генерала Дюрока…

Что еще хуже, герцог Фриульский погиб не сразу, а оказался смертельно ранен. Когда к нему подошел в окружении свиты главнокомандующий, тот был еще жив. Вид истерзанного товарища заставил Наполеона содрогнуться.

– Я умираю, сир… – прошептал Дюрок при виде Наполеона. – Помнишь, я говорил тебе еще под Дрезденом, что этим все закончится… Так больно… Дай мне опиума…

Мужественный Дюрок мог позволить себе говорить Императору «ты». Выживи он сейчас, и Бонапарт разрешил бы ему всегда называть себя на «ты». Дюрок заслужил. Десять лет бок о бок со своим кумиром кое-что значили. Но, к сожалению, ему не выжить. Император терял «преданнейшего из преданных». Генерал умирал, не теряя чувства собственного достоинства. И пусть, что у обоих из глаз текли слезы…

– Прощай, mon cher ami… – прошептал Бонапарт, едва не разрыдавшись; потом поцеловал соратника в лоб. Встал и, шатаясь, медленно вышел из медицинской палатки.

Далеко не сентиментальный, Наполеон так и не научился без слез терять друзей…

* * *

Русская катастрофа изменила Европу. Немцы, австрийцы и прочие вассалы Бонапарта вдруг осознали, что только союз со вчерашним врагом – царем Александром – принесет им свободу. Единодушное прозрение, занесенное с востока на кончиках русских штыков. У кого нет армии, тот не может быть Повелителем. Раненый лев – пир для голодных гиен…

Европа захотела свободы! Ни сам Наполеон, ни его личный авторитет не могли образумить еще вчера таких покорных монархов. Впрочем, под защитой русского царя, пожалуй, можно было позволить себе даже такое.

Летом 1813 года в Праге за стол переговоров с Наполеоном садятся представители России и Пруссии. Ушлый австриец Меттерних играет роль миролюбивого посредника, хотя на самом деле за спиной Бонапарта уже заключил с союзниками договор о присоединении к шестой антинаполеоновской коалиции[239].

В Праге вместе с Наполеоном присутствует… Фуше. Настал момент, когда без дипломатического опыта этого ушлого пройдохи никак не обойтись. Тут уж не до сантиментов: в грязной игре нужны нечистоплотные помощники. Конгресс – банка с ядовитыми змеями; здесь даже Фуше выглядит невинным полозом. Все тянут резину, дабы, во-первых, переиграть соперников и, во-вторых, использовать время для перегруппировки собственных войск.

К концу конгресса Бонапарт уже готов пойти на уступки (вывести французские войска с территории других европейских государств при сохранении целостности Франции в границах по Рейну), но Меттерних (под нажимом царя Александра и прусского короля) выдвигает почти невыполнимые требования, которые Наполеона возмущают: у него хотят оттяпать все, что было приобретено французами в годы Империи. Так хочется послать всех этих демагогов куда подальше! Однако времена изменились: сделать этого Наполеону просто не дают. Еще не получив ответа от французов, князь Меттерних объявляет о закрытии конгресса и о вступлении Австрии в войну на стороне коалиции…

Эмиль Людвиг: «Так парадоксально сложилась эта шахматная партия: под командованием французского императора сражаются три немецких короля против одного немецкого генерала, который только что в качестве офицера французской армии участвовал в русской кампании. Против Наполеона сражаются два французских генерала, одному из них он много лет делал карьеру, а теперь тот ведет против него прусские войска: вовсе не роялист, а скорее тоже сын революции. Так что в сущности Блюхер – единственный настоящий враг, ибо он никогда не сражался на его стороне…»

Когда начинают предавать свои – это всегда беда. Если же подобное происходит на войне – это всегда поражение.

* * *

Фуше извелся: издевательство по отношению к экс-министру продолжалось. Наполеон назначает его то мифическим прусским управляющим, то опять же управляющим – но каким-то ничтожным государством у черта на куличках, которое и государством-то смешно назвать! Иллирия – что это? Где это и в какой стороне? Почти как Македония при Цезаре – заплатка на лоскутном одеяле Римской империи. Под стать «государству» и его столица – городишко Лайбах[240], жители которого похожи на забитых хуторян, с