Русского царя на белом коне встречает… Талейран.

Париж пал. Император Наполеон едет в Фонтенбло.

Дежа вю. Агония…

Пузырек с ядом от доктора Дювана…

* * *

Фуше явился слишком поздно. Панихиду по Бонапарту сыграли без него, одновременно раздав прохиндеям министерские портфели. Все правильно: опоздавшим – кости! Хозяин сделал все, чтобы Паук, живший по собственным правилам интриги и предательства, не смог в подходящий момент ударить стилетом в спину.

Окружившие Париж войска трех императоров заставили столицу сдаться. Свергнув Бонапарта, роялисты вновь посадили на трон (кто бы подумал!) очередного Людовика Бурбона, на сей раз – восемнадцатого[243]. И он уже успел сформировать временное правительство. Бывший всесильный министр полиции Фуше вновь оказался не у дел; сплести очередную интрижку в мутной воде ему просто не дали. На этот раз Хозяин (бывший!) его перехитрил…

Самое досадное заключалось в другом: возглавил правительство Людовика XVIII непримиримый враг Жозефа Фуше и его злейший конкурент – Талейран[244]. А это, что называется, уже ниже пояса. Именно хромоножка Талейран раздавал эти чертовы министерские портфели – единолично, по собственному усмотрению. Ничего удивительного, что среди «портфелистов» оказались совсем случайные люди – аббат Монтескью, Жокур, немец Дальберг… Кто эти люди, откуда явились? Оказывается, друзья и хорошие знакомые главы правительства. Так что Фуше, пожалуй, Талейрана никак бы не устроил. Тем более что он опоздал. Поэтому хромоножке и предъявить-то нечего…

И все же Паук делает попытку приискать уголок — уютненькое местечко, где в тиши можно заняться любимым занятием по сплетению чего-нибудь этакого, похожего на паутину. А потому пытается заскочить в последнюю если и не карету, то, по крайней мере, коляску, везущую… к трону. Ну да, Хозяина нет, зато остался трон. На этот раз – Бурбонский, то есть с новым Хозяином.

В ход идет все. На кону не только карьера, но и сама жизнь бывшего наполеоновского министра полиции. Действительно, не он ли отлавливал и отправлял на эшафот всех этих кадудалей, а также проворовавшихся изменников – маркизов и герцогов? Не он ли олицетворял недремлющее око власти Наполеона?..

Оказывается, не он. Ведь экс-министр всегда был… тайным врагом узурпатора! И вот об этом-то г-н Фуше и уверял сейчас всяк и каждого, будь перед ним Талейран, влиятельный брат короля или сенатский депутат. И теперь ему все с улыбкой внимают, понимающе кивают, а кое-кто даже хлопает по плечу. Но на этом все и заканчивается. Заканчивается – даже не начавшись! Фуше слишком умен, чтобы не видеть очевидного: его все презирают. А еще – продолжают бояться. Поэтому ни о каком назначении на лакомую должность не может быть и речи…

Жозеф Фуше по-прежнему один на один со своими мыслями. Хотя, по правде, мысль всего одна: он виноват лишь в том, что опоздал! И это убивало. Оставалось единственное – возвращаться в обрыдевший замок Ферьер, в единственный уголок, где тишина и покой, ставшие для этого человека невыносимыми. О паутине, вокруг которой вьются сотни жирных мух, золотобрюхих жуков и прочих толстосумов, отныне придется забыть навсегда. О, какое это унижение – в расцвете сил довольствоваться мелкой мошкой, когда вокруг столько возможностей!..

Но Паук на то и Паук, что он умеет ждать. И он никогда не теряет надежды. Потерявшему веру в себя вряд ли дождаться желаемого. Хочешь победить – будь терпелив…

* * *

…Король Луи XVIII оказался глуп и бездарен. Ему вдруг показалось, что внезапно свалившаяся на чело бесхозная французская корона будет сидеть на макушке вплоть до скончания века. И от привалившего счастья едва не лишился рассудка.

Приблизить Талейрана – это было слишком. Конечно, этот циничный интриган всегда был тайным союзником Людовика XVI, но как кончил Людовик? Призвать к трону того, кто 18 брюмера содействовал государственному перевороту и возвышению Бонапарта… Того, кто напрямую оказался причастен к казни герцога Энгиенского и свержению испанских Бурбонов… Принятие Хартии и конституции монархии – все это можно было провести и без хромоногого хамелеона. Впрочем, скудоумие когда-то сгубило и его брата, бедного Луи XVI.

Как и казненный король, его последователь совершает одну ошибку за другой, главная из которых – потеря памяти. Граф, долгое время находившийся в изгнании и неожиданно ставший монархом, разучился понимать свой народ. Такие значимые слова, как Свобода, Равенство и Братство, рожденные Великой революцией, как оказалось, для Людовика XVIII ничего не значили. Он позабыл о них. Впрочем, эти слова для монарха никогда ничего не значили. Но только не для его подданных, для которых три знаковых слова являлись смыслом жизни! Два десятка лет Свободы, и Равенства, и Братства (пусть даже в Империи – но в наполеоновской!) изменили людей: после многих лет этого самого равенства французов трудно было вновь сделать вассалами. Добровольно вериги носит лишь блаженный…

Но Луи Огурец (именно так за тучное тело и одутловатое лицо прозвали нового короля в народе) вновь и вновь наступает на грабли: новоявленный монарх вознамерился повернуть время вспять – туда, ко временам казненного брата. Пусть не абсолютная монархия – но монархия же! Тем более что рядом неплохая советчица – герцогиня Ангулемская, дочь казненного Людовика XVI. Лучше всех о ней высказался Антуан Тибодо: «Ангел явился – сухая, надменная, с хриплым и угрожающим голосом, с изъязвленной душой, с ожесточившимся сердцем, с горящими глазами, с факелом раздора в одной руке и мечом отмщения в другой».

Постепенно, шаг за шагом ключевые должности при Людовике занимаются роялистами-эмигрантами – теми самыми, кто воевал против своего народа не год и не два – два десятка лет! Овеянное славой и омытое кровью трехцветное знамя Великой революции отныне белое, а когда-то трехцветная кокарда – тоже белая, да еще с лилиями Бурбонов…

Наплевав на права простых граждан, король идет дальше, решив сэкономить на военных. А вот это зря. Еще никто начиная со времен римских кесарей не делал этого, не получив обратно в лоб. Армия пренебрежения не прощает! Даже не первой свежести гризетка – и та требует если не уважения, то хотя бы человеческого к себе отношения. Несмотря на то что военным министром был утвержден прославленный наполеоновский маршал Сульт, пытавшийся сохранить своих боевых соратников на прежних должностях, многие офицеры все-таки были уволены. На их место заступили выскочки-эмигранты, по сути, вчерашние враги. О былых подвигах солдат Великой армии Наполеона новички предпочитают не вспоминать, относясь к ветеранам с подчеркнутым пренебрежением.

Луи XVIII вдвое уменьшил военным жалованье. Тем более что имелся один чрезвычайно важный нюанс: то были