Обойденный военными наградами, Бромлей получал за свое директорство государственные ордена и престижные премии, но национальная политика СССР была, что ни говори, провалена. Жители нашей Помпеи не получили предупреждения.

Бромлею газета с интервью Гумилева попала в руки если не 24, то 25 или 26 мая 1990-го. Он лежал в больнице Академии наук и обсуждал с академиком Ю.А.Поляковым свои перспективы. Пост директора института Бромлей оставил в 1989-м, став «почетным директором», но собирался, подлечившись, трудиться в системе Академии наук. Интервью Гумилева «настолько взволновало уже серьезно больного ученого, что его состояние заметно ухудшилось, и в беседах с Ю.А.Поляковым он уже не затрагивал своих планов на будущее». Через несколько дней у Бромлея случился инфаркт, и 4 июня 1990 года его не стало.

Но вернемся на несколько лет назад, когда в стране только-только начиналась перестройка, а книги Льва Гумилева еще лежали в ящике письменного стола. В те годы историческая наука, зачищенная от вольнодумия и вольнодумцев, заметно отставала от литературы. Как будто на часах историков был не 1985-1986-й, а 1975-й. Неслучайно «Капитаны» и «Жираф» пришли к читателю раньше «Древней Руси» и «Географии этноса в исторический период».

В 1986-м начали печатать стихи Николая Гумилева. Правда, и прежде отдельные стихотворения проникали на страницы хрестоматий, а имя Николая Степановича было известно даже читателям Большой советской энциклопедии: «…русский поэт… принимал участие в работе издательства "Всемирная литерату ра", вел занятия в поэтических студиях. Особенности поэзии Г. — чеканность ритмов, красочность, гордая приподнятость тона. Недостатки его поэзии – экзотичность, уход от современности, культ силы, восхваление волевого начала. Г. не принял революции, оказался причастным к контрреволюционному заговору и в числе его участников был расстрелян».

И вдруг в апреле 1986-го к столетнему юбилею Николая Гумилева стихи этого «контрреволюционера» появились сразу в двух многотиражных изданиях – «Литературной России» и «Огоньке».

Публикация в «Огоньке» готовилась сотрудниками как целая спецоперация. В первой половине восьмидесятых, еще при Анатолии Софронове, вполне советском и даже одиозно-советском редакторе, в «Огоньке» печатали стихи Ахматовой, Цветаевой, Пастернака, но Гумилев оставался в лучшем случае «хорошим контрреволюционным поэтом». Напечатать его стихи в журнале, одновременно популярном и официозном, — решение политическое. К счастью для читателей Николая Гумилева, его юбилей пришелся на редакционное междуцарствие. Время убежденного коммуниста Софронова кончилось, а эпоха Коротича, осторожного царедворца, который, кажется, шагу не делал, не посоветовавшись со своим патроном – секретарем ЦК Александром Яковлевым, еще не началась.

Впрочем, без Яковлева обойтись все равно не могли. Чтобы заручиться поддержкой ЦК, пришлось прибегнуть к тяжелой артиллерии: составить письмо от имени деятелей культуры. Первым откликнулся академик Лихачев. Помимо Лихачева письмо подписали академик Петрянов-Соколов, лауреат Ленинской премии, главный редактор журнала «Химия и жизнь» и председатель Всесоюзного общества книголюбов, писатели Валентин Распутин и Евгений Евтушенко (оба находились тогда на вершине своего успеха). Подписали письмо и Вениамин Каверин, популярнейший прозаик, на книгах которого были воспитаны миллионы советских читателей, и художник Илья Глазунов, знаменитый и фантастически успешный, и, наконец, лауреат Государственной премии, издатель и литературовед Илья Зильберштейн.

Организационную работу провели сотрудники журнала. Ради подписи Валентина Распутина корреспондент «Огонька» Феликс Медведев специально прилетел в Иркутск, получил подпись и тут же улетел.

Александр Яковлев не решился отказать таким солидным людям, и редакция «Огонька» получила вельможное согласие на публикацию. А могла ведь и не получить. Когда «Огонек», уже при Коротиче, попытается напечатать ахматовский «Реквием», Яковлев своего согласия не даст, Коротич не станет спорить, а «Реквием» напечатает либеральный «Октябрь», уже не советуясь ни с Яковлевым, ни с Горбачевым.

16 апреля 1986 года вышел очередной номер «Огонька», с Лениным на обложке (праздновалась 116-я ленинская годовщина) и еще тремя портретами Ильича – в самом сердце журнала, где обычно печатали репродукции великих, талантливых или просто модных художников. В глубине журнала притаился и Гумилев. Публикация не такая уж и большая – с двадцать шестой по двадцать восьмую страницу, при этом часть одной страницы заняла вступительная заметка Владимира Енишерлова, часть другой – фотография Гумилева, сделанная в 1921 году Наппельбаумом. На двадцать восьмой странице верстальщик «Огонька» умудрился разместить три стихотворения, хотя часть страницы занял некролог Валентину Катаеву, а часть – фотографии хоккейных тренеров: в разгаре был очередной чемпионат мира.

В подборку Гумилева вошли «Волшебная скрипка», «Капитаны», «Орел», «Лес», «Портрет мужчины», «Жираф», «Когда из темной бездны жизни», «Андрей Рублев».

В апреле 1986-го редакция была «на связи» со Львом Гумилевым. Правда, на журнал он не подписывался и в киосках его, видимо, не покупал, потому что получил свой номер «Огонька» только 25 апреля и тут же отправил Владимиру Енишерлову поздравительную открытку: «Дорогой Владимир Петрович! Огромное спасибо за журнал и письмо. Подборка удачная, врезка – талантливая. Это счастье!»

Но «Огонек» не был первым. «Литературная Россия», газета Союза писателей РСФСР, на свой страх и риск напечатала стихи Николая Гумилева (с небольшим предисловием Бориса Примерова) на пять дней раньше. Риск оправдался. «Литературная Россия» опередила не только «Огонек», но и респектабельную «Литературную газету», которая отметила юбилей Николая Гумилева уже задним числом, спешно напечатав статью Евгения Евтушенко. Правда, «Литгазета» едва избежала скандала. Евтушенко, человек талантливый, предприимчивый и чутконосый, но несколько поверхностный, походя бросил совершенно ненужную фразу: «… в некоторых советских публикациях, посвященных нынешнему столетнему юбилею, его (Николая Гумилева. – С.Б.) сложный поэтический и жизненный путь бездумно косметизируется чуть ли не под оперный образ с привкусом "Гей, славяне!"».

Евтушенко попал пальцем в небо. Если не считать нескольких строчек Бориса Примерова, единственной юбилейной «советской публикацией» о Николае Гумилеве было предисловие Владимира Енишерлова в «Огоньке». Но там славянофильством и не пахло.

Из статьи Владимира Енишерлова в журнале «Литературное наследие»: «Возмущенный Л.Н.Гумилев послал в "Литературную газету" жесткое письмо с требованием объяснить, что имел автор в виду, ибо "Огонек", например, не давал повода к каким либо инсинуациям со стороны новоявленного защитника поэзии его отца. Владимир Радзишевский, работавший тогда в газете, ответил Льву Николаевичу, что Евтушенко "сказал ему, что нашел "славянофильские мотивы" в стихотворении Гумилева "Ольга", напечатанном "Литературной Россией". "А почему не "Гей, исландцы!" – смеялся Лев Николаевич, — ведь стихотворение отца начинается: "Эльга, Эльга! — звучало над полями… " А Эльга – из исландских саг"».